– Мне не останется? – пошутила Валя.
– У тебя уж волос седой скоро полезет, а Викуська – цветочек нецелованный, – расставила акценты мать.
Водитель с визами и паспортами опоздал, неслись в аэропорт как угорелые. Пригодилась народная любовь – везде пустили без очереди, иначе бы не улетели. Валя была в аэропорту впервые, Вика хорохорилась, но тоже плохо ориентировалась.
Сердобольные работницы «Шемереметьево-2» запихнули их в самолёт, он задрожал и двинулся по лётному полю, и Валя даже не успела испугаться. А когда набирал высоту и кирпичные особняки новых русских стали уменьшаться, вспомнились слова Горяева:
– Едешь по Подмосковью, из трёх домов два достроены. Кого застрелили, кто сел, кто в бегах, кто разорился.
Летели компанией «SAS», восходящее солнце било в глаза. Самолёт шумел, как ткацкий цех, облака лились из-под кромки оконного стекла, как ажурная ткань из материного ткацкого станка, на которую маленькая Валя зачарованно глазела часами.
– В третьем классе в Крым с дедом летала. Прикинь, самолёт типа ушастого «запорожца». Болтало, как в центрифуге, из меня весь хавчик обратно вывалился, – поделилась Вика. – Ты хоть догнала, что мы по халяве прём в Швецию?
– Нет, – призналась Валя, поражённая ощущением устойчивости самолёта в воздухе. – Сперва казалось, всё это розыгрыш, а теперь – что сон.
Принесли завтрак в коробках: в пластмассовых мисочках лежало полусырое мясо, булочки, салат, пирожное. Валя от волнения не могла ни есть, ни пить. Вика боялась, что стошнит, как в детском перелёте в Крым.
В аэропорту Арланда встречал не говорящий по-русски заспанный мужчина с табличкой «Валантин Лебед». Он молча довёз их зелёными лесами и роскошными старинными улицами до отеля, оформил на ресепшен и по-английски пообещал, что переводчик им позвонит.
Не менее заспанная администраторша лаконично показала пальцем, в какую сторону лифт в номер, в какую ресторан с завтраком, до которого было несколько часов.
Номер сиял бело-голубым дизайном стен и вазами с искусственными бело-голубыми цветами. На столике высилась горка шоколадок и коробочек. Валя потянулась к ним, но Вика одёрнула:
– Не лапай, сказали, здесь в таузенд раз дороже магазинных. Пожрём на завтраке, а сейчас послипаем.
И они упали на полчасика в уютные бело-голубые кровати, под пышные бело-голубые одеяла, взбитые, как облака за окном самолёта.
Разбудил звонок переводчицы, говорившей почти без акцента:
– Здравствуйте, я – Эльза Сегель, буду работать с вами. Сегодня вы имеете свободный день. Завтра встретимся в холле отеля, когда вы позавтракаете. В программе интервью на телевидении и ужин с представителями телеканала. Запишите мой телефон, если будут проблемы, звоните по карточке.
– Сегодня мы никому не нужны. И что значит «звоните по карточке»? – спросила Валя, положив трубку.
– Фиг его знает. Звони с сотовика, зарплаты Горяича хватит. Халявный завтрак продолбали, халявный обед накрылся… Дура я, не стырила самолётный хавчик.
– Вик, у нас куча долларов. С голоду не помрём.
Они умылись, развесили вещи на плечики.
– Куда прячешь баксы? – спросила Вика.
– В рюкзак.
– Дели на четыре кучки, пакуем в бабкины платки, прячем в четыре сиськи. – Вика достала из чемодана четыре вышитых матерью носовых платочка из тонкой бязи.
– Это Швеция, здесь не воруют, – возразила Валя, но послушалась.
– С нами кент кумарил. Как ты болезнь своей экстрасенсорикой видишь, так видел, где у пипла лопатники. В тюряге этому учился. Говорил, по походке вижу, есть ли бабло и в каком месте сумки. И сумку надо резать сзади нежно, будто бабочка присела…
Спустились к администраторше, Вика получила у неё код, по которому из Стокгольма звонят в Хельсинки. А возле старого почтамта поменяли доллары на кроны.
По карте из номера добрались до главной торговой улицы Дроттнинггатан, переводящейся как улица Королевы. Она оказалась тесной, с нависающими над головой домами и толпой народу.
– По сравнению с Невским проспектом ваще фуфло, – резюмировала Вика.
Но Валя не была в Санкт-Петербурге и восхищалась смелости оформления здешних витрин и наслаждалась воздухом, пахнущим морем. Казалось, всё это, даже воздух, имеет к ней какое-то особенное отношение.
Шведы и шведки выглядели более свободными, породистыми и жизнерадостными, чем финны, но казались более однообразно вылепленными. Словно были родственниками, по чистой случайности незнакомыми между собой. И одевались иначе, чем финны. Элегантно и продуманно.
Валю удивили и заоблачные ценники в витринах, и уличные артисты. На одном углу улицы Королевы на гитаре играл седой цыган, а девочка лет десяти в пёстрой юбке дёргала прохожих за одежду, чтоб дали монетку. На другом углу худющий молодой африканец, закрыв глаза, лупил по барабану.