Мне кажется, в российской популяции очень сильны смещения в сторону субдепрессивных стандартов реагирования. Речь не об общественно-политической жизни, плевать на нее, речь о повседневных бытовых проявлениях. Это взгляд натуралиста, я затруднюсь объективизировать синдром, поэтому текущий абзац можно воспринимать как частные лирические бла-бла-бла, но между тем, слишком уж изобильны в окружающей социальной среде предикты депрессивных паттернов поведения, будь то выученная беспомощность, заметное снижение поискового поведения в пользу защитного поведения, склонность к руминироанию и стереотипизации, и прочая-прочая. Общий цивилизационный фон сильно смазывают картину, но в естественных условиях сейчас на месте города Москва проживало бы три с половиной бодрых пассионария и много сытых пещерных гиен.
Есть специальный под это тремин – «маладаптивность». Обозначает малигнантные (или же злокачественные) адаптивные стратегии. По аналогии с тем, как у человека могут малигнизироваться клетки, разрастаясь в злокачественную раковую опухоль, так же могут малигнизироваться когнитивно-поведенческие схемы. И далее по классике,- мыслепреступление не влечет за собой смерть, мыслепреступление есть смерть.
Это очень заметно по пациентам в депрессии. Ключевой момент в депрессивном расстройстве- отсутствие надежды. У человека пропадает перспектива. У человека нет завтра. То есть головой-то он конечно понимает, что будет и завтра, и послезавтра, и еще много-много одинаковых серых тусклых безнадежных дней, но обезъянка-то внутри отчетливо чувствует, что все «завтра» давным-давно закончились, больше не будет никакого «завтра». Это психика без будущего. Dead eyes see no future. Бесконечный вой на одной ноте.
Схлопывание горизонта событий.
Еще раз хочу подчеркнуть, я обращаюсь постоянно к клиническому депрессивному расстройству лишь потому, что там все тенденции проявляются особо выпукло и ярко. Для обычной нормальной человеческой печали справедливо все то же самое, просто масштаб происходящего не столь значителен, ситуация сглажена и обычно психика разруливает проблему без участия высшего интеллекта, - что называется «время лечит»,- расстроились, погоревали, потом все прошло.
А так,- вгоните человека в субдепрессивное состояние любым известным и отработанным способом, например, через выученную беспомощность, и психика начнет лихорадочно искать дверь в стене на выход из ситуации. Предложите депрессивному надежду, он купит ее за любые деньги. Точно так же, как тревожный за любые деньги купит уверенность и иллюзию контроля. Маленькие рыбки, живущие во тьме и под давлением, не склонны разбираться, что там светится в конце тоннеля,- солнце или глубоководный удильщик.
Далее один неочевидный момент. Что представляет собой печаль на уровне физиологии мозга? Субъективно это переживается как снижение настроения, но на деле- это не отсутствие эмоции, это не подавление и не торможение нейропсихических процессов. Нижние медиальные отделы префронтальной коры, обслуживающие эмоциональный интеллект, демонстрируют стойкое возбуждение у людей в переживании печали либо депрессии. То есть с точки зрения нейронов, с точки зрения материального субстрата психики,- то, что мы воспринимаем как подавленность и отсутствие настроения, это на деле очень яркая, сильная, стабильная эмоция, к тому же склонная уходить в самоподдерживающийся цикл.
Нейроанатомически там активны нижние отделы префронтальной, как было сказано выше (эти отделы отвечают за конечные переживаемые эмоции), при этом подавляются верхние отделы префронтальной (мышление, критика и контроль), на более глубоком уровне, в лимбической системе, в стриатуме, происходит следующее,- отделы, которые отвечают за первичный запуск аффективного реагирования- активны, а отделы, отвечающие за систему вознаграждения и целеполагания (вентральный стриатум и далее – орбитофронтальная кора), напротив- затормаживаются.
Общим результатом происходящего является то, что нейроны активно крутят тоску. Мы переживаем это как падение и отсутствие настроения, но для нейронов это тяжелая и напряженная работа,- рисовать для нас печаль. И если это стойкое возбуждение длится долгое время (как в случае депрессивного расстройства), в итоге приводит вначале к падению межнейрональной связности, а затем и к гибели нейронов ( это называется аутоэксайтотоксичность, когда через глутаматные рецепторы постоянное возбуждение нейрона приводит вначале к функциональным нарушениям, а затем и к гибели). Поэтому у больных, длительное время страдающих депрессивным расстройством, выявляется поражение и истончение серого вещества мозга. Мозг в депрессии постепенно выжигает сам себя.
Так, например, у женщин, чьи дети тяжело больны хроническим заболеванием, в следствии многолетнего стресса продолжительность жизни на 10 лет ниже относительно среднепопуляционного.
То есть мозг тратит массу усилий не только на поддержание того, что мы субъективно оцениваем как «плюс». На то, чтобы держать нас в глубоком «минусе»- это также требует огромного эксцитаторного напряжения, от которого нейроны горят и плавятся, и перед этим массово обрывают взаимную связность, в попытке хоть как-то скомпенсировать и погасить возбуждение.
Другой вопрос,- а почему они это делают? Почему нормальная психика не давит тоску? Почему это чувство так легко и непринужденно малигнизируется и уходит в патологический цикл?
Нарушения, связанные с расстройством эмоционального фона- самая частая психическая проблема, абсолютный чемпион с большим отрывом. Для отечественных специалистов, занятых в сфере ментального здоровья, как с медицинским, так и с психологическим образованием, - это может быть не так сильно заметно, но только потому, что население в России не привыкло опознавать это как проблему, требующую внешней помощи, не умеет формировать и артикулировать запрос и не доверяет конечной эффективности и результативности внешней помощи. Люди предпочтут «кухонную психотерапию», она же «психотерапия у барной стойки», нежели обращаться к специалисту, и в общем имеют основания к такому выбору. Люди имеют полное право на те поведенческие стереотипы, которые реализуют, и я не стану тут агитировать за советскую власть. Но в западной психиатрической практике mood disorder это более половины от всех амбулаторных обращений.
Примерно треть от всей популяции как минимум один раз в жизни переживают как минимум один эпизод депрессивного и/или тревожного расстройства. Имеются в виду именно клинически выраженные случаи, это не просто переживания печали или тревоги, речь о психопатологии. Каждый третий. Большая заболеваемость наверное только у респираторно-вирусных инфекций. При этом 11-17% имеют эпизод клинически выраженного расстройства в настоящее время либо в течении года.
Причем с тревожностью более-менее понятно, страх сверхфункционален, на него много что завязано. Обширные и чрезвычайно важные когнитивные поля, области социальных взаимодействий, эмоциональные каскады и поведенческие паттерны функционируют на тревожности/страхе. Штука нужная, востребованная, в постоянной активной ротации, поэтому и ломается так часто.
А печаль/тоска,- у нее в чем функционал? Очевидного вреда- вагон. Очевидной пользы- никакой. От того факт, что небеса внятно дают понять, что ты лузер,- прикладная полезность сомнительна. Потому как ну да, раньше не знал, теперь знаешь, раньше было нормально, теперь плохо. И что? И куда бежать? И что делать? И тут начинаются советы из разряда «не сутулься», «возьми себя в руки», «соберись тряпка» и все такое в духе «лучше быть богатым и здоровым».
Насколько справедливы общеобывательские рассуждения на тему «будь проще», и мысли о том, что чем человеческое сообщество примитивнее и, так сказать, ближе к земле, тем менее люди подвержены разным неврозам и прочему негативу? Потому что простым людям некогда всякой фигней маяться, им выживать надо, и прочее в том же духе.
Как и любая прочая народная мудрость, эти соображения в текущих своих формулировках абсолютно бессмысленны, но вырастают из рационального зерна, и в некотором смысле вполне справедливы.
Действительно, для многих архаичных племен глубокая печаль и тоска является очень нетипичным переживанием. Для аборигенов Новой Гвинеи и Австралии суициды в следствии психического расстройства, равно как и сами по себе развернутые клинически выраженные депрессии,- являются исключительно редким случаем. Для мексиканцев, перебравшихся в Соединенные Штаты, относительно их близких родственников, оставшихся в Мексике, частота суицидов значимо вырастает. По расово-этническим группам распространенность диагностированных депрессивных расстройств растет вместе в ростом социально-экономического положения,- 11% для чернокожих, 14% для латиноамериканцев и 18% для белых. Также у белых в 2 раза чаще, чем у латино, выявляется дистимическое расстройство личности (дистимия это общая склонность к негативистичным тенденциям, это люди, которых мы бы назвали «прирожденными пессимистами по жизни»),- 4% и 2% от популяции соответственно.