Владислав Стоценко».
Записку она выбросила.
Рита занималась гимнастикой как одержимая, не слушая предупреждений и выговоров медсестер. Раиса Михайловна — ее лечащий врач — сказала, что выпишет ее через три дня.
«Я должна быть в форме! Я должна быть в форме!» — как заклинание твердила про себя Рита и занималась, занималась до седьмого пота, до темноты в глазах.
Наконец она прилегла на кровать поверх жесткого «кусачего» одеяла и блаженно вытянулась.
Из коридора послышался жалобный писк эфемерного создания — Людочки:
— Куда вы? Туда нельзя! Я вам ее сейчас в холл выведу!
Но дверь уже распахнулась, и в нее величественно вплыла Людмила Сергеевна — как всегда подтянутая, при прическе, надменная и суровая.
«Такую остановишь! — подумала Рита. — Что ж она раньше-то не появилась?»
— Здравствуй, Рита! — подчеркнуто официально обратилась к ней Людмила Сергеевна. Тут взгляд свекрови упал на стеклянные трехлитровые банки с букетами роз (их было уже три!), теснившиеся на Ритиной тумбочке, дверка которой не закрывалась — так много там было фруктов, несмотря на то что Рита постоянно всех угощала — и соседок и персонал. Губы Людмилы Сергеевны презрительно искривились. — Как я и предполагала, ты не теряешь времени даром!
Рита сначала не поняла ее намека, потом, задохнувшись от возмущения, попыталась ответить, но непреклонная свекровь слушать ее не стала.
— Я думаю, тут говорить не о чем! — безапелляционно заявила дама. — Я всегда была против этого брака. Но теперь у Сережи все наладится… Через три дня тебя выписывают; завтра я привезу сюда твои вещи — два чемодана, Сережа все собрал, так что не стоит его беспокоить… И авиабилет. Пришлось понести расходы, но это — лучший выход из создавшегося положения! Ты улетишь домой сразу после выписки из больницы.
Рита усмехнулась, желание объясняться со свекровью у нее пропало, но она все-таки произнесла:
— Вы запретили ему со мной видеться?
— О нет! — В голосе Людмилы Сергеевны прорезались нотки злорадства. — Неужели ты не понимаешь? И у тебя хватает наглости… Ведь выкидыш — результат твоего распутного поведения! И я наконец-то раскрыла сыну глаза! Связаться с такой шлюхой!..
— Что-о? — Глаза Риты округлились. — Моего распутного поведения?..
— И эти вот цветочки, — омерзительно ядовитым тоном продолжала свекровь, — лучшее тому подтверждение! Такие букеты дарят только шлюхам! Больше ты никого из нас не увидишь. Я передам билет твоему лечащему врачу, и… Открою ей глаза! И попрошу оградить нас… А то и милицию привлеку! У меня везде связи! И вообще, мы уже подали на развод!
— Да иди ты!.. — вдруг совершенно спокойно сказала Рита.
— Что? — Людмила Сергеевна замерла с открытым ртом.
— Пошла вон! — лениво бросила Рита и отвернулась. Несмотря на то, что ей удавалось сохранять внешнее спокойствие, ее всю трясло. Ах, она плохая? Ну так получите же! Она такой и будет. Такой, какой всегда считала ее свекровь.
— Хулиганка! Проститутка!
— Немедленно прекратите безобразие! — Людочка — хрупкая и маленькая по сравнению с высокой и дородной Людмилой Сергеевной — стояла перед ней с видом воробья, всерьез собравшегося атаковать ястреба. — Здесь больные, и вы не имеете права нарушать их покой!
Людочка была неподражаема. В ней чувствовалась такая непоколебимая решимость, что разбушевавшаяся матрона сникла и, круто развернувшись на каблуках, бросилась вон.
Рита взглянула на медсестру виновато и растерянно — ведь наверняка и она, как и все вокруг, слышала, что сказала о ней, Рите, ее бывшая (теперь это уже совершенно ясно!) свекровь.
Людочка кивнула ей и, вдруг лукаво улыбнувшись, подмигнула.
— От такой стервы надо бежать на край света! — громко сказала Петровна.
— Да я бы ей все глаза повыцарапала! — вскинулась боевая брошенка Валентина.
— Плюнь ты на нее, Рит! — посоветовала из дальнего угла светленькая пышноволосая Наташа.
Рита приподнялась на кровати и окинула своих соседок взглядом: все смотрели на нее, но никто — с презрением и осуждением, ей сочувствовали, ее понимали, ее жалели.
Она попыталась было что-то сказать, но голос изменил ей, и она громко разрыдалась…
Рита одевалась в кастелянской. Рядом с ней стояла Людочка и кивала.
— Цветы, конфеты и фрукты — всем раздай… — Рита брезгливо посмотрела на покоробившиеся от пропитавшей их крови черные слаксы и, решительно тряхнув длинными темно-каштановыми волосами, принялась их надевать. — Этой стерве, если завтра придет, ничего не говори!