— Да? Я обошел буквально каждую улицу во всем Лондоне, пытаясь найти зеленую дверь, к которой принес это письмо. Но кто-то, должно быть, покрасил ее в другой цвет. И ничто не вызвало никаких воспоминаний. Даже когда я отправился на то место, где они умерли.
Он перевернул страницу, показывая рисунок довольно простого здания из красного кирпича, в котором размещалась Британская библиотека… и он нарисовал один из красных двухэтажных автобусов на улице снаружи, прямо там, где Итан и Элеонора были сбиты и погибли в результате того, что человеческие власти сочли «несчастным случаем».
— Разве это не принесло хотя бы небольшое облегчение? — Софи должна была спросить. — Знаю, что твоя мама была действительно хороша в том, чтобы портить твои воспоминания, но… похоже, ты бы что-то почувствовал на месте катастрофы, если бы был там, когда это произошло, или имел к этому какое-то отношение.
Мистер Форкл нашел доказательства того, что мама Кифа находилась в Лондоне той ночью, и у нее определенно было достаточно времени, чтобы убить их. Но Киф продолжал беспокоиться, что она могла вовлечь и его.
— Наверное. Не знаю. — Он захлопнул дневник. — Я просто должен знать, чего моя мама хотела от этого парня, из-за чего стоило убить его… и его дочь. Но я не смог найти ни одной зацепки.
— Ну что ж… Я не знаю, станет ли от того, что скажу тебе, лучше или хуже, — тихо сказала Софи, — но… у тебя есть рисунок символа, который был на письме твоей мамы?
— Конечно. — Он перевернул несколько страниц назад, чтобы увидеть идеальное изображение золотой печати конверта с двенадцатиконечной звездой, окруженной двумя полумесяцами разного размера, вдавленными в воск.
Софи указала на каждую метку и объяснила, что Веспера рассказала ей о связи со Стелларлун.
Киф закрыл глаза.
— Так что… это действительно моя вина.
— Как? Ты не просил быть частью чего-либо из этого!
— Да, но это не меняет того факта… что я есть!
На самом деле так оно и было.
Но она могла сказать, что он не был готов принять это.
— Мне не следовало тебе говорить? — спросила она, когда дневник выскользнул у него из рук.
Он смахнул его с колен… вместе с другими журналами, отправив их кувырком по усыпанной цветами траве.
Киф также бросил несколько своих цветных карандашей.
— Нет, все хорошо, — сказал он ей. — Мне нужны такого рода напоминания… особенно с тех пор, как я сидел здесь, жалея себя, потому что никто из моих друзей не захотел зайти и повидаться со мной. Как будто кто-то хотел бы…
— Подожди, — перебила Софи, схватив его за обе руки, прежде чем он смог бросить еще какие-нибудь художественные принадлежности. — Никто не заходил из-за меня, Киф. Они этого хотели. Но я не была уверена, будешь ли ты все еще тренироваться с Грэйди, или тебя это уничтожит, или ты будешь готов находиться рядом с таким количеством людей. Поэтому я сказала им, чтобы они позволили мне сначала посоветоваться с тобой, посмотреть, сколько ты сможешь выдержать, а потом мы решим, кто может навестить тебя завтра. Мне жаль, если это было неправильно. Хочешь, я свяжусь со всеми и скажу, чтобы они направлялись сюда?
Он покачал головой.
— Нет, ты, наверное, права. Мне лучше побыть одному.
— Ты не один.
Она чуть не добавила: «Я здесь», но это казалось действительно очевидным.
И, возможно, это также было не то, чего он хотел.
— Прости, — сказала она вместо этого, подползая, чтобы собрать его тетради. — Я, наверное, неправильно со всем этим справляюсь. Хочешь, я позову Фитца? Знаю, он бы сразу примчался.
— Да, чтобы увидеть тебя, — пробормотал он.
— Нет, чтобы увидеть тебя. Ты его лучший друг, и… — Ее голос затих, когда она заметила, что ее лицо смотрит на нее со страницы раскрытого блокнота, и ей потребовалась секунда, чтобы распознать воспоминание.
Это был день, когда она начала обучение связям Когнатов и сидела с Фитцем в одном из домиков на дереве Аллюветера. У каждого из них на коленях были черные блокноты, когда они выполняли упражнение на доверие, и теперь она поняла, почему Киф любил дразнить их тем, что они «смотрят друг другу в глаза».
Выражения их лиц были напряженными.
Но гораздо больше интересовало то, как Киф нарисовал ее.
Волосы были слегка растрепаны, а туника немного кривовата, и она сутулилась, и ее человеческая мама говорила, что позвоночник превратится в извилистый крендель, если она не поработает над улучшением осанки.
Но в основном она была похожа на себя.
Немного неловкая.
Очень нервничающая.