Вмешательства властей были регулярными и повсеместными. По словам одного писателя, «румыны использовали завуалированное антиеврейское законодательство, избегая при этом внешнего применения варварских и жестоких действий, которые привлекли бы внимание и неодобрение цивилизованного мира»[12].
Однако психологический террор имел серьезные последствия. В 1890-х годах было принято несколько законов, запрещающих образование для евреев, а антисемитизм открыто преподавался в румынских вузах.
Полусекретные погромы в Румынии запустили волну бесчисленных беспорядков против евреев и их повсеместного ограбления, которые полиция и армия не только не предотвращали, но и принимали в этом активное участие. Насилие стало настоящей проблемой для евреев. Как объясняет один историк: «Экономическая депрессия, которая стала особенно тяжелой в Румынии к концу XIX века, сопровождалась повышенным уровнем насилия, начиная с антиеврейских беспорядков в Бырладе (1867), Бузэу (1871), Ботошани (1890), Бухаресте (1897) и Яшани (1898)»[13]. Бóльшая часть этих новостей так и не дошла до США, поэтому не подвергалась вниманию со стороны СМИ.
Хайман в итоге остался в Нью-Йорке, но около 60 000 человек из первых групп иммиграции вернулись в Румынию. Другие иммигранты из Европы постоянно перемещались взад-вперед между Америкой и их родными странами. Тяготы, которые они испытывали в Соединенных Штатах, и потенциальные опасности в нестабильной экономике считались стоящими, поскольку деньги, которые они зарабатывали, были действительно хорошими для их родных стран. Однако после первого всплеска, который закончился на заре «Эпохи джаза», немногие румыны иммигрировали в Соединенные Штаты в течение следующих двадцати пяти лет. Цифры оставались маленькими и не поднимались, пока нация не столкнулась с угрозой нацистской оккупации во время Второй мировой войны.
По прибытии в США первые румынские иммигранты столкнулись с невзгодами, которые изменили традиционные сильные семейные ценности, привезенные ими с родины. Большинство из них были неквалифицированными рабочими, поэтому жизнь на заводах и фабриках в американских промышленных городах оказалась опасной и трудной. Трудовые травмы и смертельные случаи на производстве были не редкостью среди иммигрантов всех этнических групп. Однако для еврейских иммигрантов из Румынии тяготы жизни в Нью-Йорке не могли сравниться с тем, что ожидало их на родине. Американская мечта дала им шанс на лучшую жизнь, несмотря на проблемы бедности и поиска подходящего жилья. Новые американцы получили религиозную свободу и безопасность.
Многие одинокие мужчины, такие как Хайман, ушли из дома и семьи, чтобы скрасить скудное существование. Часто эти одинокие рабочие группировались в домах-приютах или жили с другими румынскими семьями-иммигрантами. Для таких молодых людей культурная жизнь означала лишь встречи в местных ресторанах и салонах и церковные службы.
Еврейские иммигранты и здесь столкнулись с проявлениями антисемитизма, поэтому группировались вместе со своими соотечественниками, обеспечивая себе изоляцию от этих предрассудков. Относительно немногие из новых иммигрантов могли говорить или читать по-английски, поэтому им приходилось помогать своим родственникам, когда те сталкивались с языковыми проблемами. Вспоминая румынско-еврейский ресторан на нижнем Ист-Сайде, Морис Самуэль сообщает, что люди собирались там, чтобы «есть карнац, бейгель, мамалыгу и кашкавал, выпивать… и играть в «Шестьдесят шесть» и табланет», разговаривая только на румынском диалекте идиш и рассказывая друг другу ностальгические истории о еврейских районах Бухареста. Истории, как правило, были печальными, поскольку рассказчики вспоминали в них антисемитские погромы, из-за которых они были вынуждены бежать из страны[14].
12
Дана Михайлеску: «Images of Romania and America in Early Twentieth-Century Romanian-Jewish Immigrant Life Stories in the United States»,