У ящика со стеклом стояла, казалось, вся стройка. Стоял прораб. У него было лицо человека, только что приговоренного к повешению: веревка намылена и спасения нет… Стояли бригадиры, вполголоса переговаривались, соболезнующе поглядывая на приговоренного прораба… Стоял Бим, явно взволнованный. Во всех неполадках на стройке он тайно подозревал своих учеников и панически боялся, что подозрения когда-нибудь оправдаются. До сих пор он ошибался — до сих пор… Стоял Фокин, тяжко задумавшись о собственном будущем. Он работал со стекольщиками, и с завтрашнего дня они как раз собирались приступить к замене расколотых стекол в квартирах. Теперь придется передохнуть… Стояли Торчинский с Гулевых. Этим было просто любопытно знать, как развернутся события: шутка ли — такое ЧП!..
Алик протиснулся сквозь плотную толпу любопытствующих и подошел к прорабу. Громко, чтобы все слышали, сказал:
— Моя работа, товарищ прораб.
— Не мешай, парень. Не до тебя, — отмахнулся прораб.
— Как раз до меня, — настаивал Алик. — Это я сбросил бидон со второго этажа.
Тут до прораба дошел наконец смысл слов Алика, Он оторвал взгляд от любезного ему ящика и уставился на школьника, как будто впервые увидел.
— Каким образом? — только и спросил, потрясенный откровенным признанием.
— Нечаянно. Какой-то идиот оставил его на подоконнике, окно было раскрыто. Я хотел переставить бидон на пол — от греха подальше — и не удержал.
— Ты-ы… — прораб глотнул воздух, словно ему его не хватало, хотел добавить что-то крепкое, соленое, но сдержался, только рукой махнул.
— Я найду деньги, — быстро сказал Алик. — Я заплачу.
— Деньги… — сказал прораб. — При чем здесь они? Ты мне стекло найди. Последний ящик со склада выбил, надо же… Чем теперь окна забивать? Фанерой?
— Подождите, стойте! — к месту действия продиралась зареванная Дашка, до которой (далеко стояла, не решалась подойти ближе) только сейчас дошел смысл происходящего. — Это не Алик! Это я толкнула.
— Нечаянно? — с издевкой спросил прораб.
— Нечаянно.
— Тоже переставить на пол хотела?
— Нет, я с подоконника спрыгнула, а он упал.
— Подоконник?
— Да бидон же…
— Не слушайте ее, товарищ прораб, — твердо вмешался Алик. — Несет чушь. Дев-чон-ка! — постарался вложить в это слово побольше презрения. — Я свалил и — точка, — и подмигнул Фокину: мол, уведи Дашку.
И верный Фокин мгновенно понял друга, схватил плачущую Дашку в охапку, потащил прочь, приговаривая:
— А вот мы сейчас умоемся… А вот мы сейчас слезки вытрем…
Дашка вырывалась, но Фокин держал крепко. Еще и Гулевых с Торчинским вмешались — помогли Сашке: тоже не дураки, сообразили, что Дашка Алику сейчас — помеха в деле.
— Погоди, прораб, — вмешался бригадир слесарей, руководитель практики у Алика. — У смежников на доме третьего дня я видел такой же ящик. А они, как ты знаешь, сдавать дом не собираются. Кумекаешь?
Прораб взглянул на бригадира с некой надеждой.
— Точно знаешь?
— Не знал бы — не лез.
— Бери мою машину и — пулей к ним. Проверишь — позвонишь. А с их прорабом я договорюсь, — потер в волнении руки. — Неужто есть спасение?
Публика потихоньку расходилась. Прораб строго посмотрел на Алика, сказал:
— Хорошо, что честно признался, не струсил. А заплатить, конечно, придется. В конце практики твой заработок подсчитаем и вычтем, что положено. Понял?
— Понял, — с облегчением ответил Алик.
Он был искренне рад: история заканчивалась благополучно. В том, что у смежников стекло найдется, не сомневался даже прораб: знал, что бригадир впустую не говорит, не обнадеживает. И Алик это давно понял: не первый день с бригадиром трудится.
Бим к нему подошел.
— Скажи честно, Радуга, взял грех Строгановой на себя?
— А если бы и так? — запетушился Алик.
— Если так, то неплохо. Мужчина должен быть рыцарем.
Что это все стараются Алику объяснить, каким должен быть мужчина? То Пащенко свой взгляд на сей счет доложил, теперь Бим. А Алик, выходит, — копилка: что ни скажут — собирает и в себе суммирует.
А Бим — с чего бы? — похлопал его по плечу, бросил, уходя:
— Растешь в моих глазах, Радуга. Не по дням — а по часам.
Как будто Алику так уж и важно, растет он в глазах Бима или нет. А все-таки приятными показались Алику последние слова педагога. Что за примитивное существо — человек: обычной лести радуется…
Потом к Фокину подошел, спросил:
— Куда Дашку дел?
— Домой отвел.
— Брыкалась?
— Не то слово. Просто психическая…
— Спасибо тебе.