Куратор забронировала место в зале без живой музыки и инструментов, и даже, кажется, доплатила, чтобы выключили колонки. По крайней мере, кроме шума разговоров и стука приборов о тарелки ничего слышно не было.
Пока Куратор заказывала салат нисуаз без рыбы и вино, Долорес развернулась к Пятому всем телом и протянула руки, ладонями вверх.
Если, конечно, это можно было назвать ладонями.
— Они не идеальны. Первое время, конечно, я иногда думала, что лучше бы у меня их не было. Ну, знаешь, все раздавленные бокалы и сломанные кисточки, — она мотнула головой. Пятый опустил взгляд на бионические пальцы, перемазанные краской. Где не было краски, был белый пластик, разрисованный хитрым орнаментом.
— И сколько у тебя заняло привыкание?
— Не знаю. Думаю, год, чтобы отточить все захваты. Но вещи перестала ломать где-то через месяц.
— А рисование? Когда ты начала снова рисовать?
— Почти сразу, я же сказала. Картины задницей, — Долорес хмыкнула и перевела взгляд на Куратора. — Он всё ещё не уверен?
— Не знаю, он со мной не говорил с тех пор, как его в гостиницу заселили.
— А что мне говорить? — Пятый закатил глаза. — Класс, прикольная рука, теперь я смогу делать базовые вещи как раньше?
— Ну, — Долорес сложила руки на столе. — Что я могу сказать, Пятый. Базовые вещи — это лучше, чем ничего. Чем, ну, знаешь. Просить постороннего открыть тебе сок и помочь его выпить.
Пятый замер. Прикусил щеку, сделал шумный вздох.
— Извини.
— Никаких обид, — Долорес пожала плечами. — Очевидно, что как раньше ничего не будет, Пятый. Но ты хотя бы сможешь страдать с возможностью самостоятельно закрутить кофеварку.
— Про кофеварку ты откуда знаешь?
— Я тебя погуглила, это было в каком-то интервью, — Долорес закатила глаза.
— Точно, — Куратор пощёлкала пальцами. — В две тысячи пятнадцатом, да? Интервью для Haarper’s Bazaar. Он рассказывал, что каждое утро варит кофе в гейзерной кофеварке, типа как ритуал.
— А ты с чего это запомнила?
— У меня этот номер хранится в ванной, я его перечитываю иногда.
— Немного жутко, но Долорес только что сказала, что меня гуглила.
— Я удивлена, что ты не погуглил её.
— А я… должен был? — Пятый моргнул. — Это вроде как стрёмно, вы в курсе?
— Я тебе, вообще-то, сама разрешила, — Долорес со скрипом подняла указательный палец. — Так что не испугаюсь, если ты внезапно мне напишешь, что видел жопную картину.
Куратор рассмеялась. Принесли вино и гренадин для Пятого.
Следом принесли еду, и постепенно разговор сместился с Пятого снова на Долорес — на её быт и планы на будущие выставки. Ко второй бутылке вина Куратор добавила свой номер в телефон Долорес и готова была подписать на салфетке контракт на несколько совместных проектов.
Пятый молчал. Со временем на него накатила усталость, и он выхватывал из их разговоров только отдельные фразы. Он просто сидел и настукивал стеклянной палочкой для размешивания ритм их беседы. Голоса Долорес и Куратора всё больше сливались в хитрую мелодию, и чем больше Пятый стучал по столу, тем отчётливее она становилась.
А потом разговор оборвался. Куратор накрыла его руку своей.
— Перестань, — тихо сказала она. Её голос дрогнул, и мелодия оборвалась. — Не делай этого, Пятый.
Пятый поднял голову и осёкся. Замер, с трудом сглотнул.
— Я забыл, — ещё тише, чем она шепнул он. — Забыл, что…
— Вы же знаете нотную грамоту, верно? Вы же типа… — Долорес посмотрела на Куратора. — Запишите для него. Пусть надиктует.
— Точно? — Куратор сощурилась. — Не знаю, он очень чувствителен во всём, что касается музыки.
— Это нужно сделать.
Пятый мотнул головой.
— Нет, нет…
— Запишите, — Долорес сощурилась. — А ты меня потом поблагодаришь.
— Сейчас, — Куратор поднялась и устремилась к вешалке, достала из кармана блокнот и ручку и прибежала обратно. Положила их перед Пятым. — Пиши.
— Миранда, я не могу.
— Ты левша, которого пытались переучить в правшу, ты амбидекстр. Пиши. Раз она так говорит.
— Просто запиши, — Долорес положила руку ему на плечо, кончающееся обрубком. — Не думай о том, что ты сделаешь с этим дальше.
Пятый стиснул зубы. Опустил взгляд, а потом, поддавшись им обеим, открыл блокнот с нотным станом, нарисовал по ключу и отрывистыми движениями набросал мелодию. Короткую, без деталей, но мелодию.
Потом отодвинул блокнот и выдохнул.
— Я даже не знаю, нормально ли это будет… — он запнулся. — Зачем?
— Я попробую сыграть, — Куратор забрала блокнот. — Созвонимся, я сыграю. Ты скажешь, что добавить.
Пятый не нашёлся что ответить. Даже смотреть на эту запись было больно, и ему даже думать не хотелось, как больно будет слышать, как кто-то ещё играет мелодию, которую он только что написал.
— Я устал, — он облизнул губы. — Может, закончим на сегодня?
Куратор перевела взгляд на Долорес, и Пятый краем глаза заметил, как та кивнула. Куратор тут же вскинула руку и попросила счёт.
========== Зима. V. ==========
Комментарий к Зима. V.
🎶 Noel Gallagher’s High Flying Birds - While The Song Remains The Same
🎶 All Time Low - Old Scars / Future Scars
🎶 Coldplay - Speed of Sound
Пятый выбрался из машины не прощаясь. Хлопнул дверью, взбежал по ступенькам и свернул к дверям гостиницы. Нажал на кнопку вызова лифта, и когда он не открылся с первого раза, суетливо ударил по ней ещё пару раз. Протиснулся внутрь ещё до того, как двери разъехались до конца и нетерпеливо ткнул на нужный этаж.
Только в номере он смог вздохнуть спокойно. Попытался стянуть куртку, но из-за злости справился не сразу. Разозлился ещё сильнее, швырнул одежду на пол и метнулся в угол, прижав ладонь к культе. Зажмурился, дыша сквозь зубы. Мелодия, которую он набросал в блокноте Куратора, никак не шла из головы. Из перешёптываний и переливов смеха она превращалась в мелодию фортепиано, и ему хотелось играть, наигрывать её, пока она не сложится в сонату, в вальс, в менуэт. Пока голоса не найдут свою форму в музыке.
Но он не мог. Как бы сильно ни хотел, не мог.
Пятый прижал ладонь к глазам, делая судорожный вдох, и беззвучно закричал.
Ему понадобился добрый час, чтобы прийти в себя. Чтобы темнота в комнате успокоила его, скрыв ручки и крепления, и оставив только очертания пустого шкафа и кровати.
Только тогда Пятый встал и пошёл в ванную. Включил свет и с ненавистью посмотрел на своё отражение, сделал глубокий вдох и потянулся к собранной заранее сумке с таблетками, дезинфицирующими салфетками и бинтами. Культя быстро заживала, и он только обрабатывал почти зажившие швы. Вечерний ритуал, который только сильнее раздраконивал его чувство потери, но который неизменно заставлял его мириться с новыми условиями жизни.
И пока он, стянув футболку, рассматривал швы в зеркало, его телефон издавал звон — один за другим, с каждым разом продвигаясь всё ближе к краю. Пятый поджал губы, намотал на культю несколько дезинфицирующих салфеток, и, вытянув шею, посмотрел на дисплей.