Над её снимком из Снэпчата (со щенячьими ушками и носом, конечно же) высветилось время: шесть утра.
Пятый поднялся, потёр культю, поморщился, а потом ответил на звонок.
На ночь он плотно задёрнул шторы, и пока камера настраивалась, отодвинул одну из них, впуская дневной свет.
— Я снял трубку в шесть утра только потому, что это ты звонишь, — сказал Пятый. — Чем обязан?
— Прости, у нас здесь типа… полдень, — Ваня не смогла сдержать улыбку. — Я обещала тебе звонить, вот, звоню.
— Клаус рассказал про руку, да?
— И это тоже. И я обещала звонить, — повторила Ваня. — Прости, что разбудила.
— Ничего страшного, не то чтобы я не мог потом спать весь день, — Пятый фыркнул. Не без приключений поставил телефон на книжную полку, чтобы Ваня видела его комнату, и отошёл к розетке. Рука нуждалась в подзарядке, да и спать с протезом было крайне тупой идеей. Пятый подобрал руку и рукав, и посмотрел на экран телефона. — Я ещё к нему не привык, и надеть его непросто. Так что можешь рассказать мне, как твои первые концерты прошли, а я пока… — он сел на кровать, сделал глубокий вдох. Снял футболку, натянул на протез мягкое крепление с липучками, и сунул культю в культеприёмник.
Самым сложным, на самом деле, было застегнуть ремни. Одной руки не хватало, а протез явно не был предназначен для вытягивания тонких полос ткани из-за спины. Так что пока Ваня не очень уверенно рассказывала ему про концерт в Берлине, Пятый чертыхался, пытаясь умудриться сделать всё левой рукой.
— Выглядит мучительно, — заметила Ваня, прервав свой рассказ.
— Вся моя жизнь сейчас мучительная, так что, — фыркнул Пятый. Ему удалось поймать липучку, подцепить ей петлю и крепко затянуть. — Одним мучением больше, одним меньше.
Он принялся подтягивать электроды дальше, к груди, и на мгновение осёкся. У него хотя бы была левая рука. А как проходят утра Долорес?
— Очень депрессивно звучит. Ты нашёл кого-нибудь, кстати? Психолога.
— Нашёл. Специализируется на переживании потери, — Пятый вздохнул и поднял с пола футболку. Надел на протез до локтя, а потом влез в неё левой рукой и головой.
— Ловко вышло.
— Спасибо, я тренировался, — Пятый выгнул брови, согнул бионическую руку в локте и показал Ване большой палец.
— А вот это круто, — Ваня подвинулась к экрану. — А что ещё ты умеешь?
— Зубы чистить и складывать пластиковую пирамидку, — отозвался Пятый ухмыльнувшись. Ничего из того, что говорила сейчас Ваня, его не успокаивало, скорее наоборот. Но требовать от неё чего-то другого было бы очень эгоистично.
Как бы обидно Пятому ни было, что, будучи обязанной ему жизнью, она выдаёт только дежурную похвалу, он не мог отрицать, что это происходит только от волнения.
Ваня чувствовала себя виноватой. И звонила, наверное, ещё и поэтому.
— Ты пришлёшь мне открытку, Ванечка? — Пятый подхватил телефон и вышел в гостиную. Сердце снова сжалось от ощущения пустоты, и Пятый, резко моргнув, сосредоточил всё своё внимание на Ване. — По открытке из каждого города, где будешь. У меня здесь целая голая стена для твоих открыток, — он развернул телефон, чтобы показать её пустую пробковую поверхность.
— Ты всё… выбросил?
— Клаус всё убрал. Понятия не имею зачем, правда. Можно было бы и выбросить. Не то, чтобы я смогу когда-то всё это записать, — он обогнул кухонную стойку, поставил телефон у раковины и начал собирать гейзерную кофеварку, сушившуюся всю ночь. — Это сложно, кстати.
— Что? Собирать кофеварку?
— Нет, — Пятый прикусил губу изнутри, прежде чем нашёл в себе силы обронить: — Не писать музыку.
— Ох, — Ваня замолкла.
Пятый тоже затих, только рука издавала механическое шипение, меняя типы захватов, пока он заливал воду, засыпал кофе и включал плиту.
— Ваня, — вдруг спросил он. Опёрся о стойку руками. — Как думаешь, чем мне стоит заняться? Кроме музыки.
Ваня склонила голову набок и сдвинула брови к переносице. Потом тихо, но уверенно сказала:
— Я не думаю, что тебе стоит бросать музыку, Пятый.
— Чтобы не бросать музыку, мне нужно чем-то её играть, — Пятый закатил глаза. Не этого ответа он от неё ждал… А какого именно ждал? — В Меритехе я познакомился с художницей. У неё нет обеих рук, вместо них протезы, — он поджал губы и опустил взгляд. Помолчал немного. — Она продолжает рисовать. И продолжала, даже когда ей ещё не сделали протезы.
— Так, — Ваня повела ладонью в сторону, подавая ему знак, что ему стоило бы взять с художницы пример. — И какие ты сделал из этого выводы?
Пятый дёрнул левым плечом и покачал головой:
— Никакие. Какие мелодии я могу написать, не используя правую руку?
— Ты можешь использовать нас. Куратора, — Ваня пожала плечами. — Бетховен в твоём возрасте уже был частично глухой, но остановило ли его это?
— Ты меня сравниваешь с Бетховеном, а я дай боже на французских импрессионистов тяну.
— Ты бы стал звездой во времена импрессионистов, да, — Ваня рассмеялась. — Слушай. Я знаю, что это непросто. Смириться, поверить. И вернуться к тому, чем ты раньше занимался в таком состоянии. Наверное, сейчас слишком рано, — добавила она. — Уверена, ей тоже было непросто. Спроси её.
— С чего ты взяла, что у меня есть её номер.
Ваня вскинула брови.
Пятый тяжело вздохнул:
— Клаус.
Ваня кивнула.
— Я так много думала о тебе эти несколько недель, Пятый. О твоей музыке, о случившимся, и… — она запнулась, но не остановилась. — Ты спрашивал меня, что тебе делать.
Пятый опустил взгляд.
— Я думаю, что ты должен продолжить писать музыку, — договорила Ваня. — Но решать, конечно, тебе.
Пятый не ответил. Услышал, как закипает кофе, и отвлёкся, чтобы снять кофеварку с огня.
А когда повернулся обратно, Ваня уже повесила трубку.
Ближе к полудню ему пришло сообщение от Долорес.
— Надеюсь, ты уже встал, — сказала она. Голос звучал приглушённо, будто она говорила из-под одеяла. Пятого это удивило. — И как тебе то, что ты нагуглил?
Пятый выгнул бровь и начал набирать ответ, но пока подбирал слова, Долорес надиктовала ещё что-то.
— Я спрашиваю, потому что переживаю, что ты прочитаешь обо мне что-то, чего мне бы не хотелось… чтобы ты знал, — она шумно вздохнула. — Хотя я сама предложила тебе меня погуглить. Я не очень последовательная, — тихо хохотнула. — В общем. Как-то так.
Пятый тяжело опустился в кресло, поставил на старую пианинную треногу рядом чашку с кофе, и, досчитав до трёх и затаив дыхание, нажал на кнопку видеовызова.
Долорес ответила не сразу. А когда ответила, камера первым делом показала потолок, потом кусок протеза, одеяло и светлую макушку.
— Ты мне позвонил, — Долорес сдвинула брови к переносице. — Ты не из тех, кто звонит.
— Не из тех, — Пятый кивнул, держа телефон в бионических пальцах. — Мне не понравилось, как твой голос звучит.