Долорес поставила перед ним чашку кофе и пожала плечами:
— Часом раньше, часом позже? — она снова дёрнула плечами. — В общем, они нашли мои картины, статьи и, конечно же… все мои социальные сети. Включая Инстаграм.
— Так, — Пятый сделал глоток. Его телефон остался рядом с протезом, и бежать проверять оповещения он сейчас не горел.
— У меня на аккаунте твой фан-клуб нашёл фотографию с новоселья.
— Ту с ногами?
Долорес прикусила губу и кивнула.
— Они узнали твои носки с утками. Ещё и Клаус на фотографии, так что… — она развела руками. — У аккаунта мистера Пенникрамба в друзьях, кроме меня, только бывший ансамбль «Зонтики» и Куратор. Здесь Шерлоком Холмсом быть не нужно, — Долорес вытащила из пакета газеты, отложила их в сторону и начала распаковывать круассаны с булочками.
Пятый не сводил с неё взгляда: что-то было не так. Он знал её достаточно хорошо, чтобы улавливать изменения настроения. Не осталось ни намёка на игривость. Долорес только казалась спокойной.
Её выдавали поджатые губы и залёгшая между бровей складка. Голос был тише. Сложив круассаны и булочки на тарелку, она села, обняла себя руками, неловко сжав бионические пальцы на локтях, и застыла.
— Так, — Пятый нахмурился и протянул к ней руку. — Что там пишут?
— Ничего нового, просто снова вытащили всю ту историю. И… — она запнулась, болезненно поморщилась и затихла. Потом рвано вздохнула, села и подняла взгляд на Пятого. — Что бы я ни делала, что бы ни рисовала… Для людей я навсегда останусь художницей, которой отрубил руки ебанутый мужик. Будто это навсегда меня определяет. Как человека и как художницу. Даже как твою девушку, — она сморгнула слёзы. — И я думала, что я готова, что…
— Долорес. Остановись, — Пятый встал, обошёл стол и сел рядом. Обнял Долорес за плечи, и она прижалась лбом к его щеке. Сгорбилась.
— Наверное, ему всё же удалось уничтожить меня. Навсегда связать меня с собой. И я…
— Тихо, тихо, — Пятый качнулся из стороны в сторону. — Ты знаешь, что это неправда.
— И что? — она зажмурилась и закусила губы.
— Послушай меня, — Пятый отпрянул. Погладил Долорес по влажной щеке. — С нами произошёл полный пиздец, и нам пришлось всю свою жизнь перекраивать. Конечно, это повлияло и на нас, и на наше творчество. И левым людям наши трагедии отпустить иногда намного сложнее. Но в конце концов… только наше созидание по-настоящему ценно.
— Если ты пытаешься меня утешить, получается не очень, — Долорес распахнула глаза и уставилась на него. Слёзы так и катились по щекам, и Пятый потянулся за бумажными полотенцами.
— Ты не перестанешь быть сильной, талантливой и моей девушкой от того, что таблоиды и придурки в интернете помнят только твоего бывшего, — он промокнул ей глаза, выдавив полуулыбку. — Мы оба взяли наши переживания, то что копилось глубоко внутри, пока мы пытались смириться с потерями, и превратили их во что-то прекрасное. И даже придурки в интернете не могут этого не замечать.
— Это так не работает, Пятая Симфония, — Долорес перехватила его руку с салфеткой и так и замерла, глядя ему в глаза. — Никому не интересно, что я хотела сказать, всем важно, что я безрукая художница.
— Которая не сдалась. Не забросила кисти и краски, а продолжила рисовать. Сублимировать на холсте, — Пятый двинул бровями. — Которая стало лицом Меритеха и их программы для представителей творческих профессий. Которая продаёт картины коллекционерам и блистает на выставках.
— Не для простых людей.
— Долорес, — Пятый высвободил руку и взял её за локоть. — Они всегда будут вешать ярлыки и помнить только что-то по-настоящему шокирующее. Ты же читала сабреддит, посвящённый «Зонтикам». Половина из фанатов про каждую грустную композицию — неважно чью: мою, Клауса, Вани — спрашивают, не посвящена ли она Бену.
— Это правда.
— Но Бен умер много лет назад, — Пятый приблизился и коснулся её лба губами. — Ты выжила — это самое важное.
— Опять так себе звучит, — Долорес ухмыльнулась. Она больше не плакала. Вытерла глаза рукавом. И хотя они всё ещё блестели, в них не было ни намёка на тоску.
Но и ни намёка на лёгкость тоже не было.
— Ты видела некоторое дерьмо, но ты со всем справилась. Ты стала сильнее. Искреннее. Милосерднее и живее. И если бы не ты и не твой внутренний стержень, меня бы здесь не было.
— Потому что меня бы здесь тоже не было, — она улыбнулась уже шире.
— Я знаю, как обидно, когда на твоё творчество не обращают внимания, а только перемывают кости и травмы… Поэтому я и удалил социальные сети после аварии, — Пятый подмигнул. — Но рано или поздно даже до тупиц в интернете дойдёт, что ты одна из лучших художниц современности.
— Вдохновляющая речь у тебя вышла не очень, — Долорес подалась вперёд и обняла его. — Но ты прав.
Пятый крепко прижал её к себе и не выпускал, пока Долорес сама этого не захотела.
Она так редко позволяла себе слабости, что сейчас казалась особенно хрупкой. Идеальной и неидеальной одновременно. Чувственной и невыразимо сильной.
Живой.
Настоящей.
— Что бы про тебя ни написали, Долорес, ты никогда не будешь просто «художницей с отрубленными руками». Ты сложнее. И люди, у которых кругозор больше булавочной головки, это знают, — он боднул её нос своим и улыбнулся. — Может… перетащим завтрак в кровать и весь день будем смотреть сериалы?
— Ты разве не собирался домой, чтобы что-то там… — Долорес отпрянула и сощурилась.
— Я могу сбегать домой, захватить пижаму и ноутбук, и посмотрим на запуск сбора на Кикстартере вместе.
— Под тот сериал с супергероями?
— Под тот, что ты выберешь, — Пятый поджал губы, вскинул брови и потянулся к своей чашке кофе.
Долорес прикусила губу: теперь не сдерживая слёзы, а задумчиво и игриво, и сощурилась.
— Ладно. Думаю, мы вполне уложимся до вечера. Тогда допивай свой кофе и беги за пижамой. У нас будет пижамная вечеринка на двоих, и я планирую постить с неё провокационные фотографии с твоими босыми ногами.
— Нет, ну, это порнография, — Пятый качнул головой и сделал глоток. Долорес выдержала короткую паузу, потом ударила его кулаком в плечо и рассмеялась.
И он рассмеялся в ответ.
Он сбегал домой, принял душ, взял с собой пару домашних штанов и футболку, засунул в рюкзак ноутбук с зарядкой. Немного подумав, захватил с собой пустой блокнот, разлинованный под нотный стан, и упаковку апельсиновых бисквитов в шоколаде.
Пока он спешил по улице, телефон взорвался трелью. Пятый, даже не глядя на экран, догадался, что это Куратор. Зажал мобильник между плечом и ухом, перехватил лямку рюкзака протезом и не сбавил шага.
— Да, Миранда.
— Если бы ты знал, сколько коллекционеров современного искусства позвонило мне сегодня, чтобы удостовериться, что Долорес оформляет твою пластинку, ты бы заплакал.
— Много?
— Она очень популярная среди ценителей, если ты не знал.
— Конечно, знал. Не думал, что их заинтересует моё творчество.
— В первую очередь они хотят получить физическую копию этого альбома из-за неё, — повторила Куратор. — Но я утром заглядывала в Крафт и Арт, и одна птичка мне напела, что билеты на выставку тоже покупают с удвоенной силой.