— Я никого не ненавижу, Миранда. Но меня сводит с ума мысль, что это случилось со мной, а не с кем-то из вас. Что у всех вокруг будут их карьеры, их музыка, а у меня будет одна рука и сны о прошлом. Что я останусь один, потому что без руки я никому не нужен. Потому что я больше ничего не умею.
— Ты же знаешь, что это не так.
— Миранда, посмотри мне в глаза и скажи, что правда веришь, что если мне присобачить протез на обрубок, я снова смогу играть.
Куратор уставилась ему в глаза, но не проронила ни слова.
— Я так и думал.
— Ты больше, чем твоя музыка, — она поймала его за запястье.
— Нет, — Пятый вырвал руку и приподнялся. — Нет, Миранда. Я — это моя музыка. И её больше нет. Потому что… — он шевельнул культёй. — Её больше нет. И меня тоже.
Он замолк и сгорбился. Закрыл глаза, тяжело задышал, пытаясь успокоиться. С каждым разом это было всё сложнее. Возможно идея Клауса попросить посадить его на капельницу с транквилизаторами была не такой уж плохой, и не стоило от неё так легко отказываться.
— Я не знаю, что мне делать. Было бы лучше, если бы я…
— Заткнись, — вдруг перебила его Куратор. Знала, что он хочет сказать. Схватила его за больничную рубашку и потянула на себя: — Заткнись, Пятый.
— Или что? — безразлично протянул он, снова глядя ей в глаза.
Куратор не разжимала пальцы.
— Когда ты пришёл ко мне впервые, ты тоже не знал, что делать.
— О да, и ты многому меня научила. Вынуждала меня с тобой спать, например.
Куратор скривила губы и шумно выдохнула.
Пятый прекрасно знал, как её ранят его слова, и именно поэтому их сейчас говорил. Знал, что она хочет как лучше, но хотел её оттолкнуть.
Не потому, что он не хотел принимать помощь. А потому что думал, что никто не может ему помочь.
— Ты был хорошим мальчиком и слушал меня тогда, — она всё же ослабила хватку.
Пятый упал обратно на подушки и поморщился — снова стрельнуло правое плечо.
— Будь хорошим мальчиком и делай, что тебе говорят и сейчас.
— Ты знаешь, что это бессмысленно.
— Ты понятия не имеешь, какую чушь несёшь, Пятый, — Куратор встала, поправила ему одеяло и отступила. — Я куплю тебе билеты, и через две недели ты пойдёшь на встречу с Лэнсом Биггзом. И я срать хотела на твоё мнение по этому поводу. Ясненько?
Пятый поджал губы. Он не хотел идти. Знал, что не пойдёт. Но спорить с Куратором было всё равно, что спорить со стеной.
Бесполезно. Ей всегда было проще дать, чем объяснить, почему не дал.
Всё всегда было так, как она хотела.
— Ясненько, — он стиснул зубы. — Уходи. И позови Клауса.
Куратор подобрала своё манто и вышла, всё так же звонко постукивая каблуками.
Пятый прижал единственную руку к лицу и сделал глубокий вдох. Хотелось кричать, и он закричал — беззвучно, по-прежнему сдерживаясь.
Снова скрипнула дверь, и через время плеча Пятого мягко коснулся Клаус.
— Всё так плохо прошло?
— Она не понимает, вот и всё. Но я не думаю… не думаю, что ты понимаешь. Или Ваня.
— Ауч, — Клаус прижал ладони к сердцу и скорчил разочарованную рожицу. — Почему, интересно, ты думаешь, что мы не понимаем, каково тебе?
— Потому что… — Пятый пожал плечами. — Это я здесь, а не один из вас.
— Пфф, — Клаус закатил глаза. — Пятый, я каждую ночь думаю, как бы вёл себя на твоём месте. И ты хорошо держишься, хочу сказать. Я бы ревел как сучка.
— Клаус, — Пятый не смог сдержать улыбки. Хотя стоило ему представить себе Клауса на этой же койке вместо него, и уголки губ снова поползли вниз. — Неужели ты не испытываешь облегчения, что это не случилось с тобой?
— Немного, — Клаус склонил голову набок. — Но ещё я чувствую себя виноватым, что не выдернул тебя следом за Ваней, например. Неплохая тема для обсуждения с моим мозгоправом кстати, жаль, у меня его нет…
Пятый снова рассмеялся.
— Видишь, — Клаус уселся на табурет и подкатился поближе. Потыкал Пятого в родинки на щеке. — Ты можешь улыбаться.
Пятый не ответил.
— Ты реально не хочешь попробовать протезы?
— Я не… не вижу в этом смысла. Кофе варить я и одной рукой смогу. А играть снова не смогу и с протезом.
— Твоя правда. Но про Меритех говорят, что у них самые передовые разработки.
— Дай угадаю, вы с ней это уже обсуждали.
— Не особо. Она просто прислала нам с Ваней эту ссылку, и всё, — Клаус мотнул головой. — Я думаю, что тебе стоит попробовать.
— И я ещё раз повторяю, что не вижу в этом смысла.
— Слушай, ну, ты же ничего не теряешь. Хуже уже не будет, так?
Пятый запнулся. Перевёл взгляд с Клауса на культю. Покусал губы.
— Видишь, ты об этом задумался, — Клаус снова ткнул его в щёку. — Ты даже не свои деньги на это потратишь.
В словах Клауса была правда. После выписки Пятому предстояла долгая адаптация к новому образу жизни. Возвращение в квартиру, где одна из стен полностью пробковая доска, заполненная вручную написанными партитурами и планами новых работ. Где его ждёт пианино, которого он больше никогда не сможет коснуться полноценно. Где его ждут вырезки о его выступлениях. Метроном, синтезатор в чехле и план грядущих концертов.
Он с тем же успехом мог провести это время в Меритехе, примеряя протезы, которые ничего не изменят.
— Может, кстати, станешь для Меритеха поводом совершить новый прорыв, — прервал молчание Клаус. — Пожалуйста, Пятый. Просто попробуй.
— Наверное… попробовать я могу. Но я не обещаю, что пойду на вторую встречу.
— Давай по шагу за раз, — Клаус хлопнул в ладоши. — Кстати, забыл сказать.
— Уверен, что я хочу это слышать?
— Ты больше всех хочешь слышать. Я переезжаю в Сент-Пол.
Пятый замер. И вот снова.
— Я это уже с Ваней проходил. Тебе не нужно со мной нянчиться, ты мне ничем не обязан.
— Ну, видишь ли, у меня нет мирового турне на горизонте, и мне до жопы надоел Чикаго, так что я решил, что хочу сменить обстановку. Не буду селиться у тебя, не ссы, — Клаус перебрался с табурета к Пятому на койку, потеснив его. Сложил руки на животе и блаженно улыбнулся: — Я никогда раньше не жил в Миннесоте. У вас снег до июня лежит, да?
— Клаус, прекращай.
— Не прекращу. Потому что мне — и остальным, кстати, тоже — не похер на тебя. И как бы ты ни выкручивался своим «мы не настолько близки», мы настолько близки. И один ты не останешься.
Пятый нахмурился. Сжал одеяло в пальцах, скрипнул зубами. Потом, всё же, спросил:
— Откуда ты знаешь, что думают остальные?
— Вчера было воскресенье, и мы созванивались. Только вместо того, чтобы обсуждать музыку, мы обсуждали тебя.
— Пока я спал, значит. Немного низко, — ухмыльнулся Пятый. Он зацепился за слова Клауса как за спасительную соломинку. Они согревали как первое весеннее солнце.