— Подождать? — Куратор повысила голос. — В каком смысле…
— Помощник мистера Биггза говорит, что он как раз готовится к вашему визиту.
Пятый качнул головой:
— Идём уже, — и отпрянул от стойки. Не глядя перехватил один из пропусков и первым прошёл через турникеты.
В лифте играла стандартная «расслабляющая музыка для ожидания», но Пятый назвал бы её какой угодно, но не расслабляющей. Лунная соната Бетховена и раньше не казалась ему особенно весёлой и зажигательной, а сейчас и подавно. Пятый поджал губы, отступил в угол лифта, подальше от Куратора, и прижал руку к культе.
Ещё одна вещь, к которой он никогда не сможет привыкнуть. Слышать снова и снова, краем уха и не в силах сбежать от музыки, те пьесы, которые совсем недавно казались ему лёгкими и даже скучными, но которые он уже никогда не сыграет.
— Паршивый денёк, — сказал он Куратору, когда лифт остановился на нужном этаже, звякнул и открыл двери. — Но не такой паршивый, как я.
В этот раз она ничего не сказала. Схватила его за рукав и потянула за собой в просторный зал с красными диванами и белыми журнальными столиками. Несколько дверей, ведущих к разным специалистам, снова примеры старых и новых протезов, и почти ни души. На одном из диванов сидела светловолосая девушка в трикотажном платье. Пятый зацепился за неё взглядом: губы недовольно поджаты, волосы коротко острижены, а обе руки кончаются чуть выше запястья.
Она подняла глаза, и Пятый тут же отвернулся. Его самого ведь злило — даже раньше, до трагедии — когда люди пялились. А сейчас он вёл себя не лучше.
— Если я оставлю тебя на пару минут, чтобы припудрить носик, ты же не сбежишь?
— Ты думаешь, я убил несколько часов своей восхитительной новой жизни на полёт в Детройт только чтобы сбежать? Ау, — Пятый поморщился и покачал головой. — Какого ты обо мне мнения.
— Ты как бы между прочим, но определённо намеренно делаешь больно своим близким и несколько раз уже попытался сказать «лучше бы я умер». Я тебе сейчас не доверяю, — Куратор подтолкнула его к одному из диванов.
Пятый только закатил глаза и молча сел. Вытянул ноги и откинулся на спинку, и как только Куратор, цокая каблуками, скрылась в уборной, сунул в ухо наушник, собираясь продолжить слушать «Одиссею».
Не тут-то было.
— Простите, — позвали его из другого конца зала.
Пятый поднял голову и снова встретился взглядом с единственной посетительницей.
— Простите, — повторила девушка. — Вы не могли бы мне помочь?
— Я?
— Вы тут кого-то ещё видите? — она поднялась, прижимая что-то к животу культями, и подошла к нему. Выронила ему на колени пакет сока. — Можете мне помочь трубочку в сок вставить?
Пятый нахмурился.
— Что вы хмуритесь? У вас же есть рука, — она улыбнулась, показав ямочки на щеках, и плюхнулась на подушки рядом.
Пятый хмыкнул, поставил сок на стол, немного повозился с распаковкой трубочки, а потом пробил в пакете дырку.
— Не могли бы вы…
— Да, да, конечно, — Пятый спохватился и поднёс сок к её лицу. Девушка поймала трубочку зубами, сделала несколько больших глотков и кивнула.
— Спасибо. Выручили.
— Немного неожиданно, потому что я сам ещё не…
— О, с вами всё будет в порядке. Справитесь, — она ткнула его локтем в бок. Пятый смущённо опустил взгляд и облизнул губы.
Странно было бы начать с ней спорить о том, что он уже никогда не справится.
— Меня Долорес зовут, — она протянула ему левую культю. Пятый неуверенно сжал её в руке:
— Пятый.
— Какое странное имя.
— Не страннее, чем его полная версия.
— О, — Долорес округлила глаза. — Теперь вы просто обязаны рассказать мне, какая же полная версия вашего имени.
— Нет, оно дурацкое.
— Уверена, вы просто скромничаете, — Долорес придвинулась ближе. — Если скажете, я тоже какой-нибудь дурацкий секрет расскажу.
Пятый обречённо вздохнул.
— Я правда…
— Ну, пожалуйста!
Он помолчал немного, сощурившись глядя на неё. Долорес, похоже, была твёрдо намерена узнать его имя.
— Моя мать очень любила Шостаковича и когда была мной беременна, часто слушала пластинку с его Пятой симфонией. Поэтому, — он повёл головой в сторону. — Моё полное имя Симфония №5.
— О, боже мой! — Долорес прижала культи ко рту. — Серьёзно?
Пятый кивнул.
— Потрясающе.
— Сами понимаете, в школе с таким именем не очень весело, так что я пришёл к ёмкому сокращению «Пятый», и использую его последние двадцать пять лет. Ну, может быть немного меньше, — он криво ухмыльнулся и сощурился. — Ваша очередь.
— До того, как Лэнс смог мне сделать более-менее приличные протезы, а мне всё равно хотелось выражать свои эмоции в рисунках, я рисовала разными частями тела. И на прошлой неделе мне заплатили полторы тысячи долларов за картину, которую я нарисовала задницей, — она выгнула брови и ухмыльнулась совсем как он. — Они, конечно, все думают, что я эти круги своими культяпками нарисовала, но на самом деле это была моя задница.
Пятый удивлённо выдохнул и тряхнул головой.
— Вау. Это точно не то, что я ожидал услышать.
— Ну, знаете ли, мистер Пятая Симфония Шостаковича, не у всех дурацкие тайны такие же интеллектуальные, как у вас, — рассмеялась Долорес. Выдержала паузу, рассматривая его, а потом, посерьёзнев, спросила: — Ещё даже месяца не прошло, да?
— Что? — переспросил Пятый, хотя прекрасно понимал, в чём суть её вопроса.
— Вы лишились руки всего пару недель назад, — Долорес потрогала своей культёй его. Пятый дёрнулся. — Я по взгляду вашему поняла. Ну, и ещё разговору с этой дамочкой на шпильках. И по тому, как вы сок открывали.
— Да вы просто детектив.
— Я прошла через то же, — Долорес пожала плечами. — Понимаете, я художница. И когда я поняла, что никогда больше смогу… ну, знаете, потрогать структуру полотна, размазать краску по пальцам, рисовать кистью, или пером, или даже карандашом… Мне казалось, что наступил мой личный конец света. У вас такой взгляд.
Пятый стиснул зубы. Он надеялся, что хоть кто-то не будет лезть ему в голову.
— И как, помогли вам эти чудесные протезы?
— Вау, пассивная агрессия. Пятый, не надо сразу уходить в оборону, я тут не для того, чтобы вам протезы продавать, а потому что мне скучно, хочется сока, мои протезы на диагностике, а ещё вы выглядите как я два года назад.
— А на вопрос вы не ответили.
Долорес закатила глаза и всплеснула руками.
— И да, и нет. Я никогда не смогу рисовать так, как раньше. Пришлось уйти в современное искусство, придумывать там всякие философские подтексты, что ваш редимейд, — она помолчала, а потом указала на его телефон на столе. — Найдите меня в инстаграме. Заодно контакт будем поддерживать.
— Я удалил все соцсети две недели назад.
— А вы немного тупенький, да? — Долорес сощурилась.
Он будто с самим собой говорил, только если он большую часть времени язвил, потому что злился, она это делала с очаровательной улыбкой.