Поводьями Барик врага связал
И с пленником перед царем предстал.
Вновь Искандару дух возвеселил
Знак вещий, что победу им сулил.
Шах Искандар — ты скажешь — в пору ту
Победы первой видел красоту.
А лев-бербер, отвагой обуян,
Вновь на кровавый выехал майдан.
И вышел из рядов врага тогда
Слоноподобный богатырь Шейда.
Но льва от пораженья и стыда
Хранила Искандарова звезда.
И он такой удар Шейде нанес,
Что рухнул тот на землю, как утес.
К царю Барик сраженного привел, —
Связал и униженного привел.
Дара, владыка стран и мощных сил,
Копьем в досаде небу погрозил.
И вновь на поле, раскрывая зев,
Примчался лютый берберийский лев.
Другой — навстречу — издающий рев.
И страшно лица их наморщил гнев.
Но и его, как молнии стрела,
Бербер ударом вышиб из седла.
Так повалил Барик рукой своей
Девятерых подряд богатырей.
И больше в бой никто не выходил,
Но вспять коня Барик не обратил.
Он громко ратоборцев вызывал;
Скажи: огонь в сердца врагов бросал!
Ужасный гнев Дарою овладел;
Сильнейших звать на бой он повелел.
Муж выступил — похожий на слона,
Кружиться заставляя скакуна.
Силен, как слон, он с ног слона валил.
А конь, как носорог, огромен был.
Мех леопарда на его боках,
Тигровый плащ у мужа на плечах,
Как кровь живая, красный шлем горит —
Чалмой, как гибель, черною повит.
Не шлем — тюльпан! Но только не черно
Его пятно, а словно кровь красно.
Его лицо, как финики, темно.
А волосы — льняное волокно.
Глаза — алмазы! Но орбиты глаз,
Как после казни полный кровью таз.
Из стран заката он ведет свой род —
Таков обличьем весь его народ.
Неслыханная сила им дана,
Им никакая сила не страшна.
И если занятый войною шах,
Терпящий беды в боевых делах,
Хоть одного из них пошлет на бой,
Как слон, растопчет он отряд любой.
Но если в битве пленника возьмет, —
Все бросит и с добычей прочь уйдет
Домой, в пределы рода своего,
И силы нет остановить его.
А пленника приволочет в свой дом
И сделает навек своим рабом.
Но бербериец не был устрашен, —
Как молния, на бой рванулся он,
И сшиблись ратоборцы, и сплелись,
И по полю, петляя, понеслись.
То настигал один, то убегал,
То вновь врага на край майдана гнал.
То первого бойца второй боец
Гнал на другой ристалища конец.
И подымали пыль они порой,
И пыль крутилась, словно смерч степной.
Кто мог бы льва, который вышел мстить,
В кровавом поединке победить?
Но все же истомил бербер коня, —
И в нем самом уж не было огня.
Ведь он девятерых мужей сразил
И силу мышц железных истощил.
Ловец людей, поняв, — слабеет враг, —
Схватил бербера крепко за кушак.
Добычу взяв, не отдал никому —
И не вернулся к войску своему.
Увел коня и пленника увлек.
И помешать никто ему не мог,
Ушел и скрылся медленно вдали,
Среди увалов пасмурной земли,
Там, где садилось солнце-властелин
За грани гор, в чертог морских пучин.
Увидев, что бербер его пропал,
Душою Искандар в унынье впал;
Сказал: «О, как горька его судьба!
О, как тяжел, увы, удел раба!»
Но он был рад, что богатырь такой
Неслыханный потерян был Дарой.
А шах Дара? — порадовался он,
Что бербериец лютый укрощен.
Но все же втайне он был огорчен,
Что боевой ушел из войска слон.
…Ночь наступила. Поднялась луна,
Как Искандар, величия полна.
И разделила ночи глубина
Войска. И наступила тишина.
В своем шатре Дара не ведал сна, —
Ему потребны чаша и струна.
Увы! — он кровь глотал взамен вина!
«Что завтра явит мир, что даст война?»
Румиец ночь в молитве проводил,
Он помощи просил у бога, сил.
Смиренно он чело к земле склонил,
В слезах о справедливости молил.
Когда ж уста мольбы он затворил,
Рассветный луч вершины озарил.
Тревожно вновь заволновался стан,
Взревели трубы, грянул барабан.
И в поле потекли войска тогда,
Как сонм воскресших в Страшный день суда.
И тучи пыли омрачили высь, —
Мечи и копья яростно сплелись.
Зерцала рассекая синих лат,
Богатырям сердца пронзал булат.
Сраженьем управляя издали,
Шах Искандар глядел на лик земли.
И в пору ту гонец пред ним предстал, —
В пыли, в поту — он тяжело дышал.
Склонясь во прах, он уст не отворил
И свиток запечатанный вручил.
Вскрыл свиток Искандар. Но как же он
Был тем письмом глубоко изумлен!
Он понял, что расправился с врагом
Небесный свод в могуществе своем.
Два были у Дары, раба судьбы, —
Наместники царя, а не рабы.
Но незаслуженно султан их гнал
И ужасом их души напитал.
«Войну закончу — смерть нашлю на них!» —
Он молвил о наместниках своих.
Поняв, что им в живых не долго быть,
Решили те властителя убить: