Выбрать главу
Чтоб он разумен был, осведомлен, Чтоб за тебя во всем ответил он.
Пусть принесет он все твои долги С поклоном и покорностью слуги.
Твои желанья пусть объявит нам И оправданья пусть объявит нам,
Чтоб тайным чаяньям твоим я внял И все исполнил, как пообещал.
Но если от покорства в эти дни Откажешься ты — бог тебя храни!
Когда вражду, как знамя, ты взметнешь, Дорогой заблуждения пойдешь,
То, если поразит тебя судьба, Брани себя — неверного раба.
И о заступничестве ты моем Не помышляй. Вини себя во всем.
Вот все, что я сказать разумным счел. Все остальное разъяснит посол!»
Письмо писцам отдав переписать, Велел он эти списки разослать
В иные страны, всем другим царям. Что ж, есть пора — молчать, пора — словам.
Коль царь напишет глупые слова, О нем пойдет недобрая молва.
Для слова важного и время есть. Что сказано не в пору — то не в честь.
Поехали с письмом во все концы С охраною надежною гонцы.
И прибыли в предел иной земли. И вот цари послание прочли.
Один от страха, тот награды ждет, — Гонцам Румийца всюду был почет.
Всяк из царей, кто с разумом дружил, К глазам письмо Румийца приложил.[28]
Цари, прочтя посланье до конца, Ты скажешь, стали слугами гонца.
Харадж, и дань, и щедрые дары Отправили наследнику Дары.
И в чаянье, что милость обрели, Они к подножью славному пришли.
Лишь три владыки гордых трех сторон Не тронулись к Румийцу на поклон.
Все трое, верные одной судьбе, Но скажешь, каждый сам был по себе.
Бесстрашьем льву подобен и орлу, Так говорил кашмирский царь Маллу:
«Хоть Искандар всю землю заберет, Над всей землею я, как небосвод.
Три силы вечным богом мне даны, И я не дрогну под грозой войны.
Мои твердыни древние крепки, Заоблачные горы высоки.
И диво для врага, и горе есть, — Подземное под царством море есть.
Есть пламя, есть источники огня, Есть чародеи-слуги у меня.
Пускай с небес на нас падет беда, Они не дрогнут мыслью никогда.
Прикажут: «Суслик, львом свирепым стань! Могучим тигром стань, степная лань!»
Таков Кашмир. Нагрянет Искандар, Я на него обрушу свой удар.
Бедой подую я в лицо ему, Как вихрь солому, войско подыму.
Но если чарами владеет он И наши силы одолеет он,
То в глубине страны пустыня есть. Там, на крутой скале, твердыня есть.
Из красной меди крепость сложена, Издревле заколдована она.
Под крепостью есть потаенный ход. Твердыня подпирает небосвод.
А захотим — невидима она… Такая мощь заклятий нам дана.
Искусство чар не каждый обретет Из тех, кто в нашей крепости живет.
А спросят нас — искусство ваше в чем? В том, что огонь и ветер стережем.
Так силен жар полуденной поры, Что люди умирают от жары.
Спасенье — свежий ветер. Но когда Подует он, то всем живым — беда.
Под ветром тем огня не развести, Под кровлею защиты не найти.
Ужасен климат наш. Людей сердца Он убивает. Здесь не жди венца».
Вот так Маллу Румийцу угрожал, И так раджа из Хинда отвечал:
«Царь Искандар сказал мне — я внемлю, Что б он ни приказал мне — я внемлю.
Но ведь когда Дара, владыка стран, Призвал к себе на помощь Хиндустан,
Как он хвалил меня в письме своем! Как льстил, нуждаясь в воинстве моем!
Что ж, я откликнулся. Но не забудь — Мы на год, на два снаряжались в путь.
Забрал налоги за два года я. Взял от полей и от приплода я.
Вперед я войску за год заплатил. Когда ж пришел на битву полный сил,
Увидел я, что рок Дару сразил. Царя сетями смерти обкрутил.
И день твой вспыхнул в боевой пыли… А мы обратно по горам пошли
И снаряженье износили все, Без боя по ветру пустили все.
В поход мы вышли в несчастливый час. В пути напало бедствие на нас.
Теперь в лохмотьях сыновья князей, Воруют, как рабы, чужих коней.
Пустыни я и горы миновал, Ногою твердой вновь на царство встал.
Гляжу: увел я войско на войну, Привел лишь часть десятую одну.
Увы, постигла наш народ беда, Какой отцы не знали никогда!
Ты думаешь, что черен мой народ, Но горя это черного оплот.
Я чернотою горя с головой Покрыт. Но верь, я не противник твой.
Я внял твоим веленьям. Но гляди, Как бедствуем мы! Нашу кровь щади!
Будь милосерден, слезы нам отри И дай нам жить спокойно года три.
Пусть в мире обездоленный народ Еще хоть два-три года проживет!
И если снова в силу мы войдем, Я сам хотел бы встретиться с царем.
А понуждать войска в поход сейчас — Докука беспредельная для нас.
Его посланье шлю обратно я. Его веленье — не судьба моя.
Как смел? Как мне приказывать он мог! Он — царь там у себя, но он не бог!
вернуться

28

К глазам письмо Румийца приложил. — То есть проявил свою покорность.