Чтоб он разумен был, осведомлен,
Чтоб за тебя во всем ответил он.
Пусть принесет он все твои долги
С поклоном и покорностью слуги.
Твои желанья пусть объявит нам
И оправданья пусть объявит нам,
Чтоб тайным чаяньям твоим я внял
И все исполнил, как пообещал.
Но если от покорства в эти дни
Откажешься ты — бог тебя храни!
Когда вражду, как знамя, ты взметнешь,
Дорогой заблуждения пойдешь,
То, если поразит тебя судьба,
Брани себя — неверного раба.
И о заступничестве ты моем
Не помышляй. Вини себя во всем.
Вот все, что я сказать разумным счел.
Все остальное разъяснит посол!»
Письмо писцам отдав переписать,
Велел он эти списки разослать
В иные страны, всем другим царям.
Что ж, есть пора — молчать, пора — словам.
Коль царь напишет глупые слова,
О нем пойдет недобрая молва.
Для слова важного и время есть.
Что сказано не в пору — то не в честь.
Поехали с письмом во все концы
С охраною надежною гонцы.
И прибыли в предел иной земли.
И вот цари послание прочли.
Один от страха, тот награды ждет, —
Гонцам Румийца всюду был почет.
Всяк из царей, кто с разумом дружил,
К глазам письмо Румийца приложил.[28]
Цари, прочтя посланье до конца,
Ты скажешь, стали слугами гонца.
Харадж, и дань, и щедрые дары
Отправили наследнику Дары.
И в чаянье, что милость обрели,
Они к подножью славному пришли.
Лишь три владыки гордых трех сторон
Не тронулись к Румийцу на поклон.
Все трое, верные одной судьбе,
Но скажешь, каждый сам был по себе.
Бесстрашьем льву подобен и орлу,
Так говорил кашмирский царь Маллу:
«Хоть Искандар всю землю заберет,
Над всей землею я, как небосвод.
Три силы вечным богом мне даны,
И я не дрогну под грозой войны.
Мои твердыни древние крепки,
Заоблачные горы высоки.
И диво для врага, и горе есть, —
Подземное под царством море есть.
Есть пламя, есть источники огня,
Есть чародеи-слуги у меня.
Пускай с небес на нас падет беда,
Они не дрогнут мыслью никогда.
Прикажут: «Суслик, львом свирепым стань!
Могучим тигром стань, степная лань!»
Таков Кашмир. Нагрянет Искандар,
Я на него обрушу свой удар.
Бедой подую я в лицо ему,
Как вихрь солому, войско подыму.
Но если чарами владеет он
И наши силы одолеет он,
То в глубине страны пустыня есть.
Там, на крутой скале, твердыня есть.
Из красной меди крепость сложена,
Издревле заколдована она.
Под крепостью есть потаенный ход.
Твердыня подпирает небосвод.
А захотим — невидима она…
Такая мощь заклятий нам дана.
Искусство чар не каждый обретет
Из тех, кто в нашей крепости живет.
А спросят нас — искусство ваше в чем?
В том, что огонь и ветер стережем.
Так силен жар полуденной поры,
Что люди умирают от жары.
Спасенье — свежий ветер. Но когда
Подует он, то всем живым — беда.
Под ветром тем огня не развести,
Под кровлею защиты не найти.
Ужасен климат наш. Людей сердца
Он убивает. Здесь не жди венца».
Вот так Маллу Румийцу угрожал,
И так раджа из Хинда отвечал:
«Царь Искандар сказал мне — я внемлю,
Что б он ни приказал мне — я внемлю.
Но ведь когда Дара, владыка стран,
Призвал к себе на помощь Хиндустан,
Как он хвалил меня в письме своем!
Как льстил, нуждаясь в воинстве моем!
Что ж, я откликнулся. Но не забудь —
Мы на год, на два снаряжались в путь.
Забрал налоги за два года я.
Взял от полей и от приплода я.
Вперед я войску за год заплатил.
Когда ж пришел на битву полный сил,
Увидел я, что рок Дару сразил.
Царя сетями смерти обкрутил.
И день твой вспыхнул в боевой пыли…
А мы обратно по горам пошли
И снаряженье износили все,
Без боя по ветру пустили все.
В поход мы вышли в несчастливый час.
В пути напало бедствие на нас.
Теперь в лохмотьях сыновья князей,
Воруют, как рабы, чужих коней.
Пустыни я и горы миновал,
Ногою твердой вновь на царство встал.
Гляжу: увел я войско на войну,
Привел лишь часть десятую одну.
Увы, постигла наш народ беда,
Какой отцы не знали никогда!
Ты думаешь, что черен мой народ,
Но горя это черного оплот.
Я чернотою горя с головой
Покрыт. Но верь, я не противник твой.
Я внял твоим веленьям. Но гляди,
Как бедствуем мы! Нашу кровь щади!
Будь милосерден, слезы нам отри
И дай нам жить спокойно года три.
Пусть в мире обездоленный народ
Еще хоть два-три года проживет!
И если снова в силу мы войдем,
Я сам хотел бы встретиться с царем.
А понуждать войска в поход сейчас —
Докука беспредельная для нас.
Его посланье шлю обратно я.
Его веленье — не судьба моя.
Как смел? Как мне приказывать он мог!
Он — царь там у себя, но он не бог!