Выбрать главу
Он дерзок был, послы! Я вежлив к вам. Пусть внемлет с честью он моим словам».
Так дал ответ раджа Румийцу в стан. Иначе отвечал ему хакан.
Сказал: «В посланье этом злая речь, Как черный яд, как изощренный меч.
Наверно, царь ваш не в своем уме, — Настолько дерзок он в своем письме.
Богата и сильна страна моя. Ни в чем ему не уступаю я.
Все, что он пишет мне в письме своем, Несовместимо с честью и умом.
Не скажет мне и вечный небосвод, — Пусть, мол, хакан передо мной падет.
С Дарой у нас, давно установясь, Была когда-то дружеская связь.
Но он меня ни в чем не принуждал. Меня, как старший, он не унижал.
Пусть Искандар — второй Дара. Пусть он Владыкой мира будет наречен,
Но что ж не подсказал премудрый пир[29] Ему, что Чин — огромный целый мир?
Поспешен он по молодости лет, Но я не тороплюсь давать ответ.
Он дерзок был в письме, я так скажу, Но я запальчивость свою сдержу.
Пусть нам он дружбу явит, как Дара, Тогда дождется он от нас добра.
Но если он всех выше мнит себя, Лишь о своем величии трубя,
Утратил меру, упоен собой, — То встретит он у нас вражду и бой.
Я не грожу, — пойду, мол, истреблю! Но с ним на рубеже я в бой вступлю.
Он нападет на нас — не устрашусь. Не спрячусь в город, в замок не запрусь.
Я выйду в поле, пыль взмету смерчом. Во всеоружье дам отпор мечом».
Вернулись три посла в поту, в пыли. Все Искандару, спешась, донесли,
Что отвечал раджа, Маллу-султан, Что отвечал надменный им хакан.
Зато сошлись во множестве — смотри! — Покорность проявившие цари.
Для них Румиец во дворце Дары Устраивал вседневные пиры.
Но сам он не был счастлив на пирах: О непокорных думал он царях.
Веселье вкруг него весь день цветет, А в сердце, в мыслях у него — поход.
Меж тем на мир повеяло зимой, А войск не водят зимнею порой.
Смиряя сердце, на зимовку шах Повел полки в Иран и Карабах.
* * *
О виночерпий, тяготы отринь, Бутыль до дна в мой кубок опрокинь!
Улыбкой, как стекло ее, блистай. В Кашмир пойду я, в Индию, в Китай!
Приди, певец! Кашмирский чанг настрой И песню на индийский лад запой!
Пусть тот, кто чашу Чина мне нальет, Дайрой поднос фарфоровый возьмет.
О Навои, возьми испей до дна Источник животворного вина!
Нет в мире ни хакана, ни Маллу. Они ушли в неведомую мглу.
По краю кубка вязью вьется стих. «Они ушли, не говори о них!..»
И не об Искандаре песнь веди, О Хызре говори и о Махди![30]

Описание зимы, леденящий ветер которой напоминает холодные вздохи скорбящих сердцем влюбленных и стужа которой рассказывает легенды о душистом дыхании влюбленных, в душе которых горит огонь, и ледяной покров которой напоминает мрамор, а ее буран побеждает весь мир, и в это время года белый мир с небесным ликом становится светлым от пламени, подобного солнцу, или от вина, подобного огню, и собрание пирующих расцветает от весны улыбок солнцеликой красавицы

Огонь — зиме, вино пирам дано. Вино, как пламя, пламя, как вино.
Огонь в жаровне, словно гроздий сок. Вино красно, как пламени цветок.
А шейки фляг длинней гусиных шей, А на углях жаркое из гусей.
Как розы, рдеют угли в очагах. Игра их отражается в глазах.
Вино красавец юный в кубки льет. Другой — алоэ на угли кладет.
И угли, источая сладкий дым, Дом озаряют блеском золотым.
Рубином уголь чудится в золе. Рубин вина, как пламя в хрустале.
Пусть ночь, как мускус, за окном черна, Сияньем наша горница полна.
Там, за дверьми, над мускусной землей, Ночные тучи сыплют камфарой.[31]
За дверью буря, вьется снежный прах, А здесь — огонь и гости на коврах,
С опущенной в раздумье головой, Внимают пенью пери молодой.
Поражено их сердце не вином, А пеньем пери, глаз живым огнем.
В том пробудилась тайная печаль, И он на крыльях дум унесся вдаль.
Когда ж он станет жертвою вина, И сядет юная пред ним луна, —
В нем, непрерывно горечью дыша, Как чаша, переполнится душа.
Жизнь без нее — долина горьких бед. Взглянуть же на нее отваги нет.
Скажи: беда тому и тот пропал, Кому она свой поднесет фиал.
И он главу преклонит, и тогда Не подниматься ей до дня Суда…
Но тот блажен, кто в этот час умрет, Жизнь вечную он в смерти обретет.
Когда влюбленный разума лишен, Упав, как пьяный, он впадает в сон.
Луна, едва зарей блеснет восток, Чтоб отогнать похмелье, пьет глоток.
И, затевая пиршество опять, Повелевает свечи зажигать.
Ее глаза и томны и темны, И мы вином ее опьянены.
Колпак соболий набекрень у ней На светлый лоб надвинут до бровей.
В баранью шубку кутаясь, она Как солнце дня в созвездии Овна.[32]
И, календарь забыв, не видим мы Помехи для весны среди зимы.
Она найдет влюбленного в нее, Что впал, как в смерть, в глухое забытье.
вернуться

29

Но что ж не подсказал премудрый пир. — В данном случае пир — духовный наставник Искандара, Арасту (Аристотель).

вернуться

30

О Хызре говори и о Махди! — То есть думай о душе. Махди — спаситель, который, согласно верованиям мусульман, должен явиться перед концом света.

вернуться

31

Ночные тучи сыплют камфарой. — Поэтический образ, означающий, что на ночную землю падает снег.

вернуться

32

Как солнце дня в созвездии Овна. — То есть прекрасна, как весеннее солнце, входящее в созвездие Овна.