ворил.
Сказал: «Привет мой передай Даре,
Потом ответ мой передай Даре:
В юдоли сей ничья не вечна власть,
Удел величья — пасть, истлеть, пропасть.
Не мучься — ради завтрашнего дня,
Стяжаньем душу живу бременя!
Пусть ты ни с кем в богатстве не сравним,
Но ты богатством угнетен своим.
Где польза от богатства твоего?
Зачем без пользы собирать его.
Когда от дела происходит вред,
Такое дело делать смысла нет.
И вот: тебе — нет пользы, нам — печаль.
Смотри — себя и нас не опечаль.
Забудь наш долг! Ведь птица унеслась,
Что золотыми слитками неслась!
Коль примешь ты наш дружеский совет,
То и вражды у нас с тобою нет.
Но коль отвергнешь ты мои слова,
То мы отвергнем и твои слова.
Без пользы для себя хлопочешь ты!
Подумай, если мира хочешь ты:
Ведь мудростью глубокой обладать
Нам нужно, чтоб соперника познать.
Ты слабых подавлял и покорял.
Таких, как я, ты прежде не встречал.
Харадж и дань с полмира ты берешь.
Взамен — короны старые даешь.
Харадж — источник бедствий и невзгод
Тем, кто берет, и тем, кто отдает.
Без счета море жемчугов таит,
Подвластен ли тебе свободный кит?
Хоть жемчуга и много у него,
Как ты харадж потребуешь с него?
Чрезмерные желания — тщета.
Не стань и ты добычею кита!
Источник счастья — мудрость, свет ума;
Но в силе алчность там, где нет ума.
Нам непосильна дань минувших лет;
Потребуешь — мы сами скажем: нет.
А от судьбы — пусть ты могуч, богат —
Могущество и власть не защитят.
И пусть бесчисленны твои войска,
Их опрокинет сильная рука.
Пусть мы тебя слабее во сто раз,
То, что нас ждет, — утаено от нас.
Когда страна богата и сильна,
То не нужна такой стране война!»
Речь Искандар закончил. И тогда
Притих гонец персидский, как вода.
В обратный путь ни жив ни мертв — пошел
Из Рума незадачливый посол.
И прибыл восвояси наконец,
И все Даре пересказал гонец.
Когда Дара великий услыхал
Слова гонца, он так ему сказал:
«Коль впрямь Румиец это говорил,
То, значит, бог ума его лишил.
Иль, может быть, в ту пору был он пьян
И от вина безумьем обуян?
Иль он еще дитя, не зрел умом
И управлять не может языком?»
Так он — носитель царского венца —
Спросил. И услыхал ответ гонца:
«За ним следил я зорко, не шутя:
Не пьян он, не безумен, не дитя.
Нет, разумом он светел и здоров,
И попусту он не бросает слов!
Благоразумен, сведущ и учен,
Он мудростью глубокой наделен!
Сильно иль слабо воинство его, —
В его словах — достоинство его.
В величии — хоть обойди весь свет —
Ему подобных не было и нет!
Присматривался долго я к нему
И удивлялся дивному уму».
Так был взъярен Дара ответом сим,
Что смерть сама не сладила бы с ним.
От гнева, как от грома, он оглох,
И в небесах пошел переполох.
И охватил полмира лютый страх,
Когда ворота гнева отпер шах.
В оковы он посла забить велел,
В колодец черный посадить велел.
Сказал: «Румиец — раб мой, сын рабов,
Что ползали у ног моих отцов.
Он — раб, и предки подлые его
Рабами были предка моего!
Кто он такой, чтоб милостью моей
Возвесть его в достоинство царей?
Чтобы слова его словами счесть,
Что оскорбляют нашу власть и честь?
Ни страха предо мной не стало в нем
И ни стыда перед людским судом!..
Но мы такой отпор дадим ему,
Так я его ничтожность покажу,
Что этот необузданный дикарь
Опомнится, раскается, как встарь!»
И царь Дара гонца найти велел,
Который бы находчив был и смел.
И, отправляя, дал ему наказ.
В словах, как острый серп и как алмаз,
Човган и крепкий мяч послу вручив,
В две эти вещи тонкий смысл вложив.
И дал с кунжутным семенем мешок, —
Свою угрозу в притчу он облек.
Посла отправив, глаз он не спускал
С дороги царской… Все ответа ждал.
Посол примчался в Рум, клубясь, как дым,
Язык свой сделал бедствием своим.
Явились к шаху стражи во дворец,
Сказали: «От Дары опять гонец!»
Стал пред царем гонец, как был — в пыли.
Как перед ликом солнца — ком земли.
Гонец увидел шаха — фарр его,
И речь застряла в горле у него.
Пал пред величьем Искандара он,
Ослабнув телом, страхом сокрушен,
Уста к подножью трона приложил,
Молитву по обряду сотворил.
Царь молвил: «Сядь, о деле расскажи,
Цель твоего прибытья изложи!»
Сказал носитель тайны, пав во прах:
«Сто раз благослови тебя аллах!
Нет сил мне говорить перед тобой…
Но обо всем, что велено Дарой,
Коль ты позволишь, речь я поведу,
А скажешь — «нет», смиренно прочь уйду».
Посланец Искандару дал понять,
Что он о многом должен толковать.
Сказал: «Дара, по милости своей,
Взымает дань со всех земных царей.
Берет харадж, по праву древних лет,
Хоть в том у нас нужды особой нет.
Но шахи, что зависимы от нас,
Что исполняют наш любой приказ,
Харадж не забывают в срок платить,
Чтоб о своем покорстве заявить.
Отец твой нам платил, пока был жив,
Служил нам преданно — и был счастлив.
Но умер он… Ты сел на отчий трон.
Ты б должен делать то, что делал он.
Но не пошел ты по его пути,
Решил от послушанья отойти.
Три года с вас налог не поступал.
Но царь царей не требовал и ждал.
И наконец гонца решил послать,
Чье дело — недоимки собирать.
Но ты с гонцом столь дерзко говорил,
Что, знать, забыл — кто есть ты, чем ты был.
Но так как ты — годами молодой —
Не стукался о камень головой,
Мы поняли: невежество и тьма
Сильны в тебе от малого ума!
Великодушье мы должны явить
И, как ребенку, промах твой простить.
Но образумься и не прекословь;
Дань собери — к отправке приготовь;
И сам спеши — под царственную сень,
Поцеловать высокую ступень!
Чтоб не покрыться пятнами стыда,
Будь честен с нами, предан нам всегда.
Увидишь много милостей от нас…
Но коль отклонишь царственный приказ,
Тщеславьем и гордынею объят,
И дивы злобы дух твой победят, —
Поймем, что буйство младости твоей
Благоразумья твоего сильней.
Привез я от великого Дары
Тебе, о царь, достойные дары!»
Так краснобай-гонец проговорил
И мяч с клюкой пред шахом положил.
Сказал: «Тебе, как юноше, под стать
Клюкою мячик по полю гонять!
Тебе приличны — мяч, клюка, майдан.
Но царство — это не игра в човган!
Коль вновь ты возразишь царю царей,
Стыдясь признаться в слабости своей,
Тебе возмездье ныне, а не месть,
И зол своих тебе тогда не счесть.
Ты знай, что больше войск в его руке,
Чем семени кунжутного в мешке!»
И принесли мешок посольский тут,
В котором был просеянный кунжут.
Проворно это семя на ковре
Гонец рассыпал, преданный Даре.
«Вот наше войско! Пусть сочтет его,
Кто не боится шаха моего!»
Умолк посол и опустил глаза,
Все стихло, будто пронеслась гроза.
С улыбкой Искандар внимал ему,
Все высказать — не помешал ему.
Когда гонец все, что хотел, сказал —
Он так ему достойно отвечал:
«Дара — чистопородный кей и шах,
Быть нам примером призванный в веках.
Но я, тебе внимая, изумлен:
Как стал в своих словах несдержан он.
Владык вселенной, как презренный сброд,
Достойнейших — рабами он зовет!
Царей, которых во главе людей
Поставил бог по мудрости своей,
Дара решил рабами называть?
Но тут пути добра не отыскать.
Мы все — рабы Иездана, только бог
Меня своим рабом назвать бы мог.
Пускай твой шах подумал бы сперва
Пред тем, как эти вымолвить слова.
Себя с великим богом он сравнил,
Грех святотатства страшный совершил
Меня безумцем пьяным он зовет,
Дитятею, не знающим забот.
Меня он обвиняет в трех грехах,
А сам он богохульствует — твой шах!
Коль уважения меж нами нет —
И примирения меж нами нет!
Допустим, что я мал, а он велик, —
Но как несдержан у него язык!
Большая птица — аист; но и он
От ястреба уходит, устрашен.
Твой царь Дара мне милость оказал,
Клюку и мяч в подарок мне прислал.
Я в этом вижу тайный смысл…
Ну что ж — В истолкованье он весьма хорош…
Мысль мудрецов, что землю обошла,
Нам говорит: земля, как мяч, кругла.
Дара свой смысл в мяче и клюшке скрыл,
А бог мне целый мир, как мяч, вручил.
Какая же загадка скрыта в нем
В човгане этом с загнутым концом?
Я понял: повелителем времен
Човган судьбы вселенной мне вручен,
Чтоб торопил я своего коня,
Чтоб мяч отбил у всех, вперед гоня.
Здесь — предсказанье, радостная весть…
Да, в этой вести — счастье мне и честь.