— А я типа люблю тебя? — со смешком ответил ему тот. Выпивший, кажись.
— Весело тебе?! — еще громче, яростнее.
И тогда… меня окатило холодом с головы до ног. Это был удар, в тело, в человека. Падение. И даже не крик, а хрип, истошный, который Андрей сдержать не смог. Еще раз что-то громыхнуло. Это уже в стену, только чем или кем? Замер, сидя в постели. Еще секунда, в квартиру к ним ломиться начну. Мат трехэтажный оттуда – это Леха. Тихий хлопок двери. И тишина.
Ну же, ну хоть что-нибудь, хоть один звук. Глаза закрыл. Перешел весь в слух. Хрип услышал, кашель.
Все, не могу тут больше. Поворачиваюсь всем телом, собираясь спрыгнуть и бежать к нему. Может, скорую надо вызвать?
И почему именно сейчас?! Как?! Вот как я просунул ногу в пододеяльник?! Ухерачил башкой в стену, сделав настоящий тулуп с тремя переворотами, и притих.
Оттуда скрип кровати, глухой стук мне в ответ, кулаком, походу.
— Ты там? — спрашивает Андрей. Голос другой, надрывный. Твою мать!
— Да.
— Слышал все?
Я вздохнул тяжело, поглаживая затылок. Может, не все, но…
— Да.
— Вот как… — затих слишком резко, сорвался на кашель.
— Ты как? Скорую вызвать? — у самого уже не только в голосе вибрация, всем телом трясет.
— Не надо. Мне не привыкать.
Даже злости на Леху не было. Он паскуда, без сомнений, но сейчас надо мной довлел страх, стойкий, сильный, до медленного, громкого стука сердца.
— По ребрам ударил? — спросил я, проклиная себя. Ведь сам сегодня шваброй ему заехал. Что, если у него уже была травма?
— Да.
— Не сломал?
— Нет. Он знает, куда и с какой силой бить.
У меня снова никаких эмоций, тревога только. За друга.
— Где ты вчера был? — голос тише, но без этих болезненных ноток.
— Ты хочешь поговорить об этом?! — задело, реально, до кома в горле.
— Почему нет?
Понимая, что ни хера не разбираюсь в людях, тупо смотрю на стену, положив не нее ладони и стоя на коленях.
Почему я интересую его? Именно я, как сосед, человек, которого он никогда не видел, я – голос за стеной?
— У друга ночевал, — ответил устало, уткнулся лбом в стену. С размаху.
— Чем это?
— Головой.
— Зачем?
— Дурь выгнать.
— Много дури? Мне отсыплешь?
Вот же кретин.
— Свет потуши! — крик из отцовой спальни заставил меня вздрогнуть.
— Мамка твоя?
— Нет. Не совсем.
Убедился, что ноги мои свободны, слез осторожно, свет выключил, снова на кровать. На этот раз лег.
— Точно, у тебя ж нет ее, — прямо по больной мозоли. — Запамятовал. Соседи ж говорили, что ты с отцом живешь. — Помолчал немного. — Или жива она?
— Нет, — довольно спокойно вышло ответить.
— А что слу…
— Неважно.
— Херасе неважно. Родители – всегда важно.
Знаю, что у него их нет, и все же…
— Почему?
— У меня их нет. — Пауза секунд десять. — Обоих. — Еще одна такая же. — Уже пять лет как.
— Зачем говоришь мне об этом? — вот, правда, не понимаю.
— Не знаю, — с придыханием, снова помолчал недолго. — Потому что тебя не знаю.
У меня словно глаза открылись. Затаил дыхание, вдруг осознав то, что он сказал. Все верно, он даже имени моего не знает. Нас ничего не связывает. Ничем друг другу не обязаны. Я просто голос для него. Просто голос за стеной. Это как виртуальное общение. Почему бы не рассказать все чужому человеку, никак не влияющему на твою реальную жизнь?
Так вот что происходит в твоей голове?! Вот как ты думаешь?!
— Что с ними случилось? С родителями?
— Авария, — тише, чем раньше. Ему плохо? Или просто засыпает? — Че замолчал?
И что мне спросить?
— Сразу насмерть? — вот же ублюдок! Как можно было в такой-то манере?! Какой же я…
— Нет. Я в ма-машине был. Обоих вытаскивал. К-крови море. — Снова заикается. Надо закрывать эту тему. Срочно. — Мать у-умерла у меня на руках. Я второй е-ё вытащил. Отец ч-через месяц. Так и не пришел в себя.
Лежу камнем, сказать ничего не могу, лишь в груди мучительно щемит.
— Они с работы ехали, меня с-со школы забрали. Я настоял, чтоб быстрее. Х-хотел успеть в парк попасть. На предста-вление. У-у меня день рождения был.
Он замолчал, надолго, скорее всего, снова переживая тот кошмарный день.
— Брат меня так и не простил, — на выдохе произнес Андрей.
Слишком больно, даже мне, дышать тяжело, через всхлипы в груди, с комом в горле. Жутко все это. И не поможешь ничем.
— Ты спишь?