Учитель Аристотеля, Платон, осуждал монархию и демократию. О последней говорил:
«Смешна толпа в своём мнении, будто она достаточно распознает, что гармонично и ритмично и что нет».
Монархию он не отделял от тирании.
Аристотель соглашался с ним в том, что демократия — строй неправильный, хотя и сносный в сравнении с тиранией и олигархией. Но монархию он ставил выше.
Александр подумывал о том, что государственное правление у хеттов имеет форму более близкую к «власти лучших», нежели к единовластию. Царь у них — не самодержец, хотя, как рассказали Александру, со времён Телепину лабарна имеет почти всю возможную власть, не может лишь судить и казнить наиболее высокородных.
Александру, по понятным причинам, такая форма власти претила, хотя немало македонян подметили, что она весьма похожа на ту, которой обладали македонские цари до Филиппа и от которой ещё сохранялись некоторые традиции, вроде главенства собрания войска. Им нравилось это, а эллины и вовсе нарекли политию хеттов мудрейшей среди варварских государств. Вопрос оставался лишь в том, не перейдена ли зыбкая грань, отделяющая «власть немногих» от «власти лучших».
Анхнофрет рассказывала Александру, что и в Та-Кем то же самое. В её словах царь улавливал нотки ревности. Ему было известно, как египтяне относятся к другим народам и он только посмеивался их стремлению подчеркнуть собственную исключительность. Из разговоров с Итту-Белом и другими финикийцами Александр знал, что за тысячу лет Египет видел и избиение «лучших людей» с последующей деспотией.
Шунашшуре, однако, сейчас было не до философских рассуждений о политии. Если он оплошает, государство затрещит по швам, а сторонников так мало. Он не знал, что далеко не все отсутствующие проигнорировали панкус. Не появились они по вине Муваталли, который поручил «золотому оруженосцу»[16] Тануве расставить на южных дорогах посты и разворачивать подъезжающих аристократов под благовидным предлогом.
— Под каким? — спросил Танува.
— Не знаю, сам придумай, что-нибудь. Скажи, что мор в столице.
— Так ведь потом вскроется… — пробормотал военачальник.
Муваталли только отмахнулся. У него от многочисленных забот и сомнений разболелась голова.
Высокородные ждали недолго. Из-за колонн появился человек жезла. Не тот, который объявлял о прибытии «посла» Угарита. Он не пережил приёма и теперь Первым Стражем был назначен новый.
— Великая таваннана! — объявил глашатай.
Вперёд вышли люди аланцу[17] с музыкальными инструментами, а следом за ними Валлани. Она была одна, чему гости удивились.
С появлением таваннаны хлопальщики ударили в ладоши и воскликнули:
— Аха!
Перед членами собрания провели человека, одетого в царские одежды. Один из жрецов (но, к удивлению многих, не Или-Тешуб) помазал ему лоб маслом.
Валлани торжественным голосом начала речь:
— Смотри! Это лабарна! Имя царствования я на него возложила, в одежды царствования облачила!
Гости зароптали. Этот ритуал, «замену царя» должен был проводить сам Циданта. Где же он?
Валлани, как ни в чём не бывало, продолжала:
— И отметьте его укороченными годами, укороченными днями!
Человек в царских одеждах стоял спокойно, на лице его не отражалось никаких эмоций.
— Отведите его в земли нечестивцев макандуша! — сказала Валлани.
— Что это? — ропот знати усилился, — что происходит?
Творилось нечто из ряда вон выходящее. В ритуале «замены царя» прежде использовался пленник, которого сразу после церемонии отвозили в страну, из которой он был взят в плен, чтобы на неё обратился уговор с богами об «укороченных днях». В древности пленника убивали, теперь настали более человеколюбивые времена. Но сама идея сохранялась — лже-царь должен отправиться в земли врагов и там «умереть», привлекая бедствия на их головы. Ранее такими землями избирались горы касков или иных зловредных племён, но теперь Валлани указала на царство Александра, Алекшандуша из Аххиявы.
— Разве Алекшандуш не союзник нам? — громко спросил Шунашшура, — почему мы желаем бедствий ему? И где Циданта?
— Стал богом! — позвучал голос Муваталли.
Все обернулись к нему. Первый Страж стоял на ступенях халентувы чуть в стороне от царицы-матери, доселе не привлекая к себе внимания.
17
Люди аланцу — дворцовые служители, участники религиозных ритуалов. В их обязанности входили танцы, игра на музыкальных инструментах, чтение молитв и ряд других.