Гефестион ручался. Протей был отважен, верен и царя никогда не критиковал. Как и его младший брат, Теодор, и отец, Андроник, сын Агерра. Как два других брата, погибших при штурме Милета. Что же это выходит? В семье не без урода? Н-да… Как-то до сих пор не верится.
Эвмен всю дорогу назойливо лез к Протею с разговорами. Устал выдумывать темы для бесед. Уже пару раз ловил косые взгляды воинов. А в итоге получилось так, что он, рискуя прослыть катамитом, лишь сильнее засомневался в измене Клита. Исключительной преданности семья и недаром столь возвышена и обласкана.
Второй триерарх Эвмена тоже беспокоил (совсем паранойя замучила). Им был младший брат Птолемея, молодой Менелай. Старшему он привык смотреть в рот, кто знает, какие у них в семействе настроения. Лагид, прослывший египтофилом, теперь изо всех сил пытался избавиться от этой прилипчивой личины и местами переигрывал.
Триера Менелая шла чуть впереди. До берега оставалось около полудюжины стадий, когда с неё протрубили. Торчавший тут же на носу проревс приложил ладонь козырьком к глазам, прищурился. Разглядеть голые мачты на фоне приближающегося берега было непросто, но он разглядел.
— Вон они!
— На купца не похоже, — сказал Протей, — что-то длинное и борта низкие. Триера. Две триеры.
— Гиммели, — пробормотал Эвмен, бросив быстрый взгляд на Александра.
Тот в лице не переменился.
Протей покосился на Эвмена и скривил уголок рта. И охота язык ломать? Если нечто выглядит, как кошка, и мяукает, как кошка, какой смысл выдумывать для неё иное прозвание?
— Вон ещё! У берега! — крикнул проревс.
— Где? — подался вперёд триерарх.
— Вон там.
— Одна, две, три… — начал считать мачты Протей, — пять, шесть…
Эвмен, к стыду своему, ощутил слабость в коленях.
— Может… — начал было, но прикусил язык.
Александр посмотрел на него, ничего не сказал и повернулся к триерарху.
— Давай к берегу, Протей. И вытащим корабли. В такую погоду оставаться в море — безумие.
В этот момент Эвмен заметил на вершине холма в глубине мыса раскачивающийся огонёк, будто кто-то подавал сигнал. Увидел его не только он.
— А ты боялся, — усмехнулся Александр, — царю следует оставаться царём. А на море, какой же я царь? Там цари — «пурпурные». И посмотри, кто помогает мне. Или ты слышал, чтобы сыны Ханаана поклонялись Громовержцу[31]?
Донёсшийся протяжный раскат грома заставил Эвмена улыбнуться.
— Я спросил Аристандра, чего ждать от этой встречи, — пояснил царь, — он ответил: «Будет гроза».
«Всё предусмотрел, даже это!» — восхитился архиграмматик, — «и верен себе. По-прежнему считает море лишь одной из дорог, но не полем битвы. Почти не горевал, потеряв половину флота».
После Камира царь оплакивал воинов, но о погибших кораблях даже не вспомнил. Он не считал господство на море необходимостью и прежде, когда с лёгкостью отдал его персу Автофрадату. Пусть себе господствует, когда порты по всему побережью в руках Александра. Вот и теперь то же самое. На море хозяйничают египтяне, финикийцы и критяне, а царь совсем не беспокоится на этот счёт.
К берегу первой подошла триера Менелая. Некоторое время осторожно ползла в паре стадий от прибоя, моряки высматривали удобное место для высадки. Огибать мыс не стали, подошли с северо-запада. Так скалы немного прикрывали от ветра и волна здесь не столь опасна.
Выбрав место, кормчий уверенно развернул рулевые вёсла, и бронзовый бивень триеры заскрежетал по гальке. Коснувшись брюхом дна, корабль накренился. Гребцы и матросы попрыгали в воду. Забегали, протягивая канаты, цепляя их к росшим недалеко от воды прямо на скалах невысоким киликийским соснам. Сгрузили катки, навалились на рукояти большого ворота и втащили триеру на берег. Их примеру последовали и моряки на царской триере.
Возились почти до темноты. Возле кораблей установили по большому полотняному шатру, натянув поверх кожаные пологи.
Ветер к тому времени совсем разошёлся. Шатры парусили, канаты рвались из рук, раздирая ладони в кровь. Скоро первые капли забарабанили по коже пологов. В течение всего этого времени никто македонян не беспокоил. Отряд, посланный Парменионом, тоже не обнаруживал своего присутствия.
— Ну и где же этот Нитбалу? — переживал Эвмен.
— Не я к нему напрашивался в гости, — сказал Александр, растянувшись на раскладном походном ложе, — пусть приходит.
Совсем близко ударила молния, и вслед за громовым раскатом хлынул ливень.
31
На самом деле поклонялись, просто Александр ещё не знает многих нюансов религии финикийцев. Одной из ипостасей Баала был Хаддат — Громовержец.