Нитбалу отпил вина, покатал языком во рту, смакуя.
— Ирония судьбы — при Мегиддо Паршататарна и Иштартубал стояли против Величайшего, рядом с воинами Бабили. А теперь они идут грабить и жечь Бабили под знаменем Амена.
Александр помрачнел.
— Я встречался с Иштартубалом и он показался мне достойным мужем. Не ожидал, что он перебежчик.
— Он не перебежчик. Иштартубал — давний друг и побратим Ранефера. Его повелитель прельстился посулами царя митанни и других царей и послал своего полководца воевать с ремту, но Иштартубал немало сделал, чтобы при Мегиддо цари потерпели поражение.
Александр покачал головой. Объяснение купца не изменило его мнения. Двуличие претило царю, и даже хитростей политики отца он не одобрял.
— Ходят слухи, что Иштартубал неравнодушен к Мерит-Ра, — сказал купец.
Царь на это ничего не ответил, ему не было дела до чужих любовных интересов.
— А что царь мидян… митанни? — спросил Александр, — он покорился Тутмосу?
— На словах, конечно покорился. Что ему ещё оставалось? Опять же, ремту и перед его носом покрутили медовой лепёшкой. Дочь названа невестой наследника Аменхотпа, обещана доля в добыче, которую возьмут в Бабили.
— Они так уверены в себе?
Купец усмехнулся.
— Та-Кем, Митанни, Ашшур — кто устоит против такого союза? Бабили обречён.
— Ты сказал: «На словах покорился». А на деле?
— Откуда мне знать, царь Ишкандар? — улыбнулся купец.
— Но ты имеешь дела со многими людьми, — сказал Эвмен, — которые не бреют бороды.
— Как и с теми, что бреют.
Эвмен усмехнулся и почесал щетину.
— Я слышал, — сказал купец, — в Карт-Ишкандар построили храм Маат?
— Это правда, — ответил Александр.
— Вот видишь, Ловец душ, Рыболов Нетеру преуспевает даже тогда, когда стрелы и огонь не приносят ему победы.
Александр откинулся на спинку кресла. Лицо его скрылось в тени, однако Эвмен видел, что эти слова купца царю очень не понравились.
— А я слышал, — сказал архиграмматик, что богатейшим купцам Цора никто никогда не связывал локти за спиной. И некоторые из них входят в Дом Маат, как в свои покои.
— Всякое болтают, — усмехнулся Нитбалу, — некоторые говорят, будто Величайший заключил договор о мире с неким северным царём, да тот царь всё никак воинов своих к плугу не отпустит. Хотя, может это про царя Тунипа болтают? Весьма воинственен сей муж, пять раз меч обнажал, чтобы потом оземь бросить. На рынках чешут языками, что, дескать, нравится ему внимание ремту, да кто ж лампу возле его мыслей держал? Как и на ступенях Дома Маат.
— Не во всём следует басням досужих людей верить, — покивал Александр.
— Вот и я о том.
— Однако же остерегают нас отцы и от легковерия. Особенно в делах торговых.
Купец снова молитвенно простёр ладони перед грудью.
— Всякий, кто назвался Священным Рен, знает, что придётся ему отвечать в Чертоге Двух Истин: «Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от неё».
— Непросто, как я гляжу, торговому люду приходится в Стране Реки, — засмеялся Эвмен.
— То правда, — вздохнул купец, — нелегко. Но барыши все затруднения окупают.
— И велики затруднения? — спросил Эвмен.
Купец прикусил губу, кивнул. Некоторое время он молчал, что-то обдумывал. И, как видно, принял некое решение.
— Я наследовал торговый дом, в ту пору входивший в двадцатку богатейших Домов Кинаххи, имел немало кораблей и воинов. Опытных воинов. Я давал им лучшее оружие и броню, не скупясь. Мне не приходилось гнуть спину перед царями Цора и Цидона. Во дворцах меня чаще желали видеть, дабы испросить золота в долг. Оказывал я и другие услуги.
Нитбалу кашлянул, отпил вина.
— Они помогали возвыситься одним и пасть другим. Но в ту пору я ещё не имел дел с Домом Маат.
Купец помолчал немного, потом продолжил:
— Однажды в Уасите я встретил знатного юношу в окружении его высокородных сверстников. Мне сказали, что это сам Верховный Хранитель. Сей титул Ранефер принял в весьма юном возрасте, после смерти отца. Тогда в Ипет-Сут принимали брата Бин-Мелека Йаххурима. Ремту откуда-то прознали, что он склоняется к дружбе с митанни. Рассказывали, что Ранефер выпил с ним из одной чаши. Спустя час брат Йаххурима скончался в судорогах, а Ранефер лишь позеленел лицом и долго блевал. Наутро, когда он ещё не оправился от яда, спутники нечестивца попытались свершить месть. Он убил троих. Три года спустя он рубил мечом золотого Баала и божий гнев не пал на голову святотатца. Тогда все кинаххи поверили, что яд, стрелы и даже гнев Благого Господина бессильны против воплощённого Нетеру.