В конце концов, совершенно выбившись из сил, Серж бросился на кровать, улегся прямо поверх одеяла и, заложив руки за голову, принялся ждать хоть какого-то развития событий. А что еще оставалось? О том, чтобы уснуть, не было и речи. В голове роились все те же поставленные вопросы, и мозг пылал, как факел, в тщетных попытках рассеять тьму неведения и непонимания. Он надолго застывал, глядя в незанавешенное окно, и ему казалось, что в темноте, снаружи, творится, черт знает, что, чему нет определения и понимания, но что грозит и постарается-таки добраться сюда до него. Причем, он не испытывал страха, просто возникло осознание, что дела обстоят именно так: он – следующая цель. А потом Серж видимо все-таки задремал, потому что когда он включился в следующий эпизод реальности, на стене справа уже серебрился проход, а рядом с ним стоял и зверски ухмылялся Гонорий Тукст. То есть лицо изображало улыбку, а глаза не предвещали ничего хорошего. Заметив, что Серж проснулся, Гонорий перестал улыбаться и оттопырил губу. Дуче же.
– А вот и я, – почему-то прохрипел он. – Не ожидал?
Серж быстро скатился на противоположную от Тукста сторону комнаты и встал к нему лицом так, чтобы между ними барьером возвышалась кровать. Хотя, конечно, этот барьер был воображаемый, мнимый, особенно если Директор решит вновь применить свой генератор боли. И точно, тот резко сунул руку в задний карман брюк, но вдруг застыл, вспомнив о чем-то, и зарычал от ярости.
– Ладно, – бросил, – будем считать, что сегодня повезло. Но наказания тебе все равно не избежать.
– За что это? – удивился Серж.
– За того чекиста, который свалился мне на голову!
– А я тут при чем? – вполне искренне удивился Серж. – Я понятия не имел о том, что он замышляет. Даже не догадывался, что он рядом находится. Правда, верьте мне, Гонорий. Да вы сами виноваты во всем! Всякую осторожность потеряли. Разгуливаете по нашей земле, как у себя дома!
– А это и есть мой дом. Ты зря стараешься заболтать и перевести стрелки на меня, наказания тебе не избежать все равно. Я сказал.
– Слушайте, Тукст! Вы ведете себя, как хозяйка в БДСМ. Любите доминировать?
– Мне по должности положено быть лидером и принимать решения. Хотя, честно говоря, под таким углом я никогда ситуацию не рассматривал.
– И слава Богу! Скажите, где Сан Саныч? Что вы с ним сделали?
– Я? Ничего. Мы с господином Дорджинским мило побеседовали, напились кофею и, очевидно, стали понимать друг друга лучше. А потом он ушел.
– То есть, вы открыли ему проход?
– А что мне оставалось? Не удерживать же его в филиале? Зачем мне в аквариуме бешеная акула? Лишние хлопоты. Отпустил... Правда, немного не туда, куда господин Дорджинский рассчитывал, хе, хе. Он, я думаю, немного удивится, поняв, где оказался.
– Коварная вы, господин Тукст, сущность... Чтоб не сказать конкретней, как есть.
– На войне, как на войне, Таганцев. Любая хитрость допустима и приветствуется. Ваш директор бюро здесь и сейчас мне, ну очень бы мешал. Поэтому, пусть побудет пока в отдалении. Выберется, я уверен. С его-то способностями. Не пропадет...
– Вероломный и злокозненный.
– Да, я такой. И, заметь, могу себе позволить таким быть. А ты не можешь. Тебе придется выполнить взятые на себя обязательства.
– По принуждению.
– Разумеется. Лучший способ убеждения, есть принуждение. Кстати, я вот о чем подумал. А не забрать ли мне тебя с собой прямо сейчас? Во избежание непредвиденных случайностей? А? Как думаешь?
– Я вообще-то не спешу. Сказал, приду сам, значит, сделаю.
– И все-таки, я все больше склоняюсь к этому варианту. Зачем тянуть, чего ждать? Что появится господин Дорджинский со своими чекистами и все пойдет прахом? Нет, не будем нарываться на неприятности, которых можно не допустить. Ну-ка, Таганцев, иди сюда! Давай, дорогой, иди к папочке. Или к мамочке, не знаю, кого уж ты во мне разглядел... Давай, давай...
Тукст вдруг вновь оскалился и заученным движением вытащил из кобуры пистолет. Покачал им, приглашая Сержа присоединиться:
– Иди сюда.
Вороненый ствол поблескивал в свете ламп весьма неласково и убедительно. Ну, все, подумал Серж со всей определенностью, теперь все. Не отвертеться. В груди, в самом центре, в солнечном сплетении что-то задергалось, забилось острыми импульсами, точно гвоздями вколачивалось туда осознание неизбежности того, что должно произойти. Вот, не любил он, когда, так, принуждали к чему-то. Всегда шел наперекор. Но против пистолета разве пойдешь? Он окинул беглым взглядом вокруг, в надежде, что найдется нечто такое, чем он сможет отбиться, и вдруг остолбенел: на пороге, никем не замечаемая, стояла Тамара. Ни жива, ни мертва, как показалось Сержу, и тихая, точно привидение. Он не мог сообразить и представить себе, как долго она здесь находилась, когда подошла. Видимо, они с Тукстом слишком расшумелись, чем и привлекли ее внимание. Ночью любые звуки слышатся отчетливо.
Проследив за взглядом капитана, увидел Тамару и господин Директор филиала.
– Кто к нам пожаловал! – воскликнул он деланно радушно и повторил в отношении девушки приглашающий жест пистолетом. – Присоединяйтесь к нам, присоединяйтесь! Это все несколько неожиданно, но раз уж так случилось, пусть идет, как идет. Заберу вас обоих. Может, так даже лучше, сговорчивей главный герой будет. Ну-ка, давайте, проходите.
И он замахал пистолетом часто-часто, в страстном, очевидно, желании закончить сцену как можно быстрей.
Но когда в самом начале что-то пошло не так, и в дальнейшем все будет происходить так же – через голову.
Не говоря ни слова, Тамара подхватила стоявший тут же у двери штатив для капельницы, прочный и довольно увесистый, и с ним наперевес, точно с рогатиной, пошла на Тукста.
– Ты это чего удумала? – забеспокоился Гонорий. – Ну-ка, стой, где стоишь. Стой, я сказал! Стрелять буду! В него!
С этими словами Директор навел ствол на Сержа и, видя, что Тамара не останавливается, нажал на курок. Боек сухо щелкнул, но никакого выстрела не произошло.
– Черт! – вскричал Тукст. – Черт! Теперь-то он вспомнил, кто и при каких обстоятельствах разрядил его пистолет. Видя, что, спеша на подмогу Тамаре, Таганцев перемахивает через кровать, Тукст швырнул в него свой бесполезный пугач и поспешил ретироваться. Проход затянулся за его спиной, погас, как выключается экран телевизора.
Но, как было сказано, если что-то началось не так, не так и закончится.
Тамара горела такой страстной решимостью достать негодяя, посмевшего навести пистолет на ее Сереженьку, что в пылу наступления, видя, что враг ускользает, бросила ему вослед штатив. Получилось недалеко и не сильно, но все же предмет успел воткнуться в проход прежде, чем тот закроется. Да так и остался, верхней частью в стене, а треногой основания в палате.
– Пошли, пошли отсюда! – говорила Тамара, помогая подняться упавшему на кровать Сержу. Прежде, чем отлететь в сторону, пистолет угодил ему в грудь, было больно, чертовски больно. Держась за ушибленное место одной рукой, другую положив на плечо медсестры, Серж поднялся на ноги, и некоторое время постоял, отдуваясь и приходя в себя.
– Ну вот, теперь я настоящий сбитый летчик, – вымолвил, наконец, он.
– Не говори глупостей. Пошли лучше отсюда, и побыстрей. Я помогу тебе, – настаивала Тамара.
Так, в обнимку, они пошли к дверям. По пути Серж поднял с пола пистолет Тукста и сунул его в карман пижамы. Большой, тяжелый, холодный. Чужой. Уже находясь на пороге палаты, они услышали за спиной грохот. Оглянувшись, успели заметить, что вновь светится проем в стене, а штатив от мощного пинка залетел под кровать.
– Про уговор не забудь! – раздалось будто механическое скрежетание из потустороннего смежного помещения, и проход закрылся, теперь окончательно.
– Ну-ка, подожди.
Серж вернулся в палату, вытащил из-под кровати злополучный штатив и приставил его к стене. Пусть поработает часовым, подумал. Стойким. Потом принес и утвердил рядом с ним стул и что-то еще из оборудования.
– Зачем это? – полюбопытствовала Тома.
– Так он не сможет вернуться. Надо, чтобы вся стена была чем-то заставлена, и тогда проход не откроется.
– Почему так?
– Не знаю почему, но это работает.