– Хорошо, хорошо. Самому интересно взглянуть на Тагазим. А то ведь, пока не увидишь собственными глазами, до конца не поверишь. Хотя и после, думаю, все равно сомнения останутся.
– Сомнения – побуждающий принцип познания.
– Ну, ты не меняешься, Сократ. Определения так и штампуешь.
– Как-то само собой получается. Пришли, вот. Как бы расстояния не сокращались, насколько бы точки ни сближались, а какой-то путь все равно приходится пройти ножками. И мы его прошли.
Сан Саныч не сразу заметил, что темное пятно впереди больше не отдаляется по мере их продвижения, а, наоборот, приближается. Вскоре они подошли к нему вплотную, и директор бюро увидел перед собой темный недвижимый занавес, точно такой же, сквозь который ему пришлось пройти в начале путешествия. Зеленые лучи, источаемые эвокатом, освещали стены, но кулиса впереди свет поглощала без следа и какого-либо отклика в глубине. Черная дыра, зеркало, пожирающее все отражения. Повеяло холодом.
– Давайте, Сан Саныч, как в прошлый раз. Я сразу за вами, – определил очередность гоплит.
Подполковник, не без внутреннего сопротивления, протянул руку, и когда от прикосновения пальцев по черному омуту пошли круги, резко нырнул в него.
В тоннеле, где оказался Сан Саныч, было темно, но когда в него зеленым светочем проник Тагазимула, оперативник разглядел вокруг неровные мокрые стены, по которым местами сочилась вода, каменные завалы и остатки деревянной крепи, и понял, что он в штольне заброшенного рудника.
– Серебряные копи, – подтвердил его предположение Тагази. – В прошлом, источник процветания города Тагазима. Нам налево.
Через какое-то время продвижения по сильно пересеченному проходу, они уперлись в сплошной завал камней, совершенно непреодолимый, сквозь который не просвечивало ни лучика, не проникало ни ветерка, ни звука.
– Что теперь? – полюбопытствовал Сан Саныч. Был бы один, наверное, заволновался бы до отчаяния, а так всего лишь любопытно стало. Вот почему-то он не сомневался в способности Тагази преодолеть и эту преграду. Тот, в подтверждение его уверенности, широко улыбнулся и пояснил:
– Небольшая хитрость. Наведенная маскировка, наваждение.
– А как же мы?
– Дайте вашу руку, закройте глаза и доверьтесь мне.
– Да я доверяю, друг мой. Глаза то зачем закрывать?
– Лучше закройте. Для соблюдения психического равновесия и спокойствия вашего сознания.
– Ладно, уговорил. – проворчал Сан Саныч. Он закрыл глаза и, держа гоплита за руку, последовал за ним. Куда и как они шли, он действительно не видел. Ощущения от ходьбы вслепую были самыми обычными, – за исключением того, что ему показалось, будто рука старого вояки в перчатке, такая она была плотная и прохладная, хотя он хорошо помнил, никаких перчаток не было. Ну, словно с манекеном поручкался. Ничего, терпимо. Шагов десять сделал, не более, потом Тагази остановился и сказал: – Все, теперь можете смотреть.
В распахнутые глаза хлынул рассвет, порыв ветра огладил лицо, и в уши райской музыкой вошел всполошенный крик одинокой птицы. Утро, да. В вышине догорали последние звезды. Сан Саныч сразу узнал место у подножия Кашканара, где находится. Похоже, на этот раз пи...ц откладывается, подумал он с чувством, скорей, некоторого изумления, чем даже радости. Пи...ц не состоялся, и это было удивительно. Но приятно. К тому же означало, что даже в тех слоях и сферах, в которых ему довелось побывать, человек может вполне успешно действовать, если сохраняет голову на плечах. Хотя, честно говоря, ни в чем он не был уверен. Но вот, выбрался.
Он оглянулся, чтобы запомнить место, где располагался вход в штольню. Небольшая выемка в боку горы, каменная осыпь – ничего примечательного. И все же, если понадобится, это место он теперь найдет. Если понадобится.
– Вот вы и дома, – подтвердил прибытие Тагази. – Дальше – туда, направо, – бывшие позиции третьего взвода. Вон там тропа начинается, между елок, видите? Прямо туда идите. Ну, сами знаете.
– Да уж, теперь не потеряюсь.
– Теперь, Сан Саныч, по поводу нашего уговора о встрече. Я вас прошу, как освободитесь, приходите. Прямо сюда.
– Это место я, положим, еще найду, а вот как дальше?
– Дальше я вас встречу и проведу. Вы только дайте мне знать. Вот, возьмите. – Он снял с запястья часы с большим круглым циферблатом и протянул их Дорджинскому.
– Махнем не глядя? – предположил тот. – А давай, я не против. – И быстро снял с руки свои часы.
Тагази хохотнул.
– Сан Саныч, я немного не то имел в виду, не рассчитывал на ответ. Но спасибо большое, конечно, давайте махнем. Честь для меня.
– А ты что хотел?
– Я собирался вам свои отдать, потому что это не только часы. Даже не столько часы. В первую очередь это прибор личной маскировки. Да, вот то, о чем я вам рассказывал, чтобы господин Тукст или его ищейки не нашли. Накрывает колпаком и делает невидимым для их датчиков вас и тех, кто рядом. Человек пять-шесть, думаю, спрятать может. Здесь кнопок много, и функций много, но вы пока на все не нажимайте, я вам потом инструкцию дам. Мануал, как говорится. А вот эта кнопка, внизу справа, это для вызова. Типа маячка, сугубо для нас. Как будете подходить, нажмите, и я вас встречу. Зарядка и подзавод, к слову, им не требуется. Можно сказать, часы вечные.
– Ух ты! Теперь, значит, буду под ручку с вечностью. Спасибо! Ладно, пойду уже. Как только смогу – появлюсь. Самому интересно посмотреть, узнать и поговорить, так что тянуть не буду. Надеюсь, скоро. Ну...
Они пожали друг другу руки и разошлись. Сан Саныч направился к елям, под которыми издалека видел начало тропы. По дороге он потирал пальцами ладонь, чтобы осознать и запомнить ощущения от пожатия руки манекена. Странное, необычное, надо сказать, ощущение.
Глава 20. Прощай, любовь моя!
Глава 20. Прощай, любовь моя!
Ординаторская может и походила на тихую гавань, но раньше, никак не теперь, и уж точно не напоминала надежную крепость, особенно после того, что случилось в палате, у нее на глазах и – Господи! – при ее непосредственном участии. Тамара усадила Сержа на кушетку и бросилась закрывать дверь.
– Оставь, не поможет, – остудил ее пыл, а точней, попытался перенаправить, Серж. – Давай лучше стены заставим. Чем угодно, вот стулья отлично подойдут, и даже ведра. Стремянка, вешалка – все, что есть. Хотя, если честно, он может войти через любую стену в любой комнате, или в коридоре, и заявится сюда, если захочет.
– Что же делать? – вскинулась Тома. Ее и так била мелкая дрожь, а после слов Сержа дрожь перестала мельчить и ее плечи конкретно, заметно содрогнулись.
– Надо иметь это в виду, – сказал Серж. – Просто иметь в виду. Это внешние условия, данность.
– Он наставил на тебя пистолет! – не слушая его, вскричала Тамара. – Пистолет! Он же мог тебя убить!
– Нет, пистолет не заряжен, – говоря нарочито спокойно и медленно, успокаивал суженую Серж. Он вытащил оружие из кармана и показал ей. – Видишь? Нет обоймы.
– Но он пытался! Я видела! Он нажимал на курок, и что-то щелкало. А если бы он, этот, был заряжен? Он бы выстрелил! Он мог! И он хотел!
– Нет, нет, успокойся. Он просто пугал. Что называется, на пушку брал.
– А потом бросил ее в тебя, эту тяжелую железяку. Что, если бы в голову угодил? Ну-ка, покажи! Вот, ушиб, видишь? Уже гематома. Болит? Болит?!
– Все нормально, дорогая, успокойся. Ничего не болит. Присядь сюда, пожалуйста, рядом.
Он обнял ее за плечи, прижал к себе. Женщина и сама подалась к нему, прильнула, прижалась щекой. Затихла. Мало-помалу согрелась и перестала дрожать.
– Ощущение такое, будто сидишь в вагоне, у окна, и ждешь отправления поезда, – прошептала она. – А поезд, на самом деле, давно уже отчалил, тронулся и медленно-медленно набирает ход, унося неизвестно куда. Неизвестно куда... И хуже всего то, что нас влечет в разные стороны.
– Не грусти. Все поезда ходят по кругу, и рано или поздно возвращаются на станцию отправления.
– Ты думаешь?
– Конечно.
– Нет, мне так не кажется. Если поезд ушел, жизни не хватит на то, чтобы дождаться его снова. Хотя очень хочется в это верить.
Держа пистолет в правой руке, Серж с интересом его разглядывал. Тяжелый металл был необычным для оружия образом покрыт зеленоватым, бархатистым на ощупь пластиком, что не мешало движущимся частям перемещаться. Такого огнестрела он точно никогда прежде не видел. При том, что и конструкция его была совершенно незнакомой. Жаропрочный, поди, пластик-то. Продукт работы конструкторской мысли неземной. Да, неизвестной системы, но, навскидку, вроде, из тех же частей состоит. Во всяком случае, функционал легко угадывается. Да и чего сложного-то? Пистолет и есть пистолет, кто бы его ни делал. Серж повернул волыну к себе торцом рукояти и осмотрел пустое гнездо под обойму. Интересно, под какой патрон рассчитано? Так сразу ведь и не скажешь, подумал он. Может, в этом есть какой-то особый прикол?