Он повернулся к сейду спиной и побрел прочь от него, в темноту, где, должно быть, как он надеялся, уже поджидали его товарищи. С плеч словно упала гора, но ноги странно обессилили и едва двигались, а в голове продолжали звучать сказанные им шаману слова, гулко, точно брошенные в пустой комнате камни, отскакивали от стен сознания – щелк, щелк, щелк! Может, поэтому он не сразу услышал прозвучавший позади голос. Но вновь раздался хруст, что-то следом обвалилось негромко, и тогда до него донеслось:
– Постой, воин! Не уходи!
Тагази почувствовал, как вслед за голосом точно пронзила его молния, и ноги едва не подогнулись совсем. Он замер, пригвожденный к месту, потом медленно повернулся. «Кто это, неужели нойд?» – пронеслось в голове. Вот этого-то он точно никак не ожидал. Несмотря на все свои верования, устремления и ожидания.
– Подойди ближе, – сказал шаман. При этом каменное лицо его оставалось неподвижным, и как ему при этом удавалось произносить слова, Тагази не понимал. Чудо, да, это было настоящее чудо. Или проявление магии, как хотите. В этом, вообще, есть какая-то разница? Чудо, магия... Разве только эмоциональная. Чудо не может быть со знаком минус, магия не всегда положительна. Но, конечно, точки пересечения у них есть, и эти точки – самые важные.
Тагази, как его и просили, отыграл три шага обратно.
– Мастер ты говорить речи, Сократ, спору нет, а вот так же ли ты силен в делах? – вопросил глухо и несколько раскатисто, в стилистике камнепада, нойд.
– О-откуда ты знаешь, что я Сократ? – спросил слегка заикаясь гоплит, и тут же устыдился своего вопроса.
– Так я же все знаю, ты сам говорил, – усмехнулся шаман. – Так что насчет дела? Дело ты можешь для меня сделать?
– К-какое дело?
– Что-то ты, я гляжу, заикаться стал. Или мне показалось?
– Это от непривычки, – пояснил эвокат, беря себя в руки. – Я редко с сейдами разговариваю. С тобой вообще впервые.
И это была сущая правда. Тут вот еще что. Тагази, как и множество других людей, в своих мыслях вполне допускал наличие чего-то сверхъестественного, волшебного и, ведя внутренние монологи, часто к тому обращался. Но когда само сверхъестественное вошло в реальность и даже вступило с ним в диалог, он оказался к этому не вполне готов. В общем, требовалось время, чтобы свыкнуться с ситуацией. И он старался.
– Ой ли? – не давал ему передохнуть нойд. – А что ты, собственно, понимаешь под сейдом?
– Ну, как что? Вот это, камни, и все такое.
– На самом деле, понятие сейда значительно шире и, если угодно, глубже. Это и недостижимый рай, и особая шаманская магия. Что ты-то имел в виду?
– Что имел, то и это, имел. Лучше скажи, на какое дело ты мне тут сам намекал?
Шаман задумался на короткое время, видимо, подбирая слова, чтобы доходчиво объяснить, что ему нужно.
– Речи твои – те, что ты назвал «от души» – весьма горькие, Сократ, но, к сожалению, справедливые. Стало быть, и на душе у тебя горько. Однако всему есть свои объяснения, в том числе и тому, почему я до сих пор пребываю в каменном плену. Видишь ли, слишком долго мне пришлось ждать подходящего человека.
– Человека? Какого? Обычного? И кто же он?
– Он, это ты, Тагазимула. Ты. И ты особенный.
– Каждый человек особенный. Но зачем ты ждал меня? Я что-то не пойму.
– А что тут понимать? Если бы я мог обойтись собственными силами, я давно бы это сделал. Но и силы уже не те, и заклятие наложено так, что одному не справиться. Помощник нужен. Только ведь, не каждый еще сгодится на эту роль, доложу я тебе. Ты сгодишься. Ты, поэтому, должен мне помочь, Тагазимула, помочь вернуться. И, учитывая твои слова, горькие и правдивые, полагаю, ты уже не можешь, не имеешь права отказаться. Потому что иначе ты сам окажешься обыкновенным пустозвоном. Тем, знаешь, болталом на шее у барана. А нам бы этого не хотелось, чтобы кто-то обернулся пустышкой, да, Тагазимула?
Эвокат почувствовал, что его пеленает, опутывает липкая паутина слов шамана. Еще немного, и противиться им станет невозможно. Но он, конечно, еще может за себя постоять. Надо только собраться с мыслями, найти в себе слова и силы.
– Ты должно быть не знаешь, нойд, – сказал он, – но то, что ты сейчас делаешь, в современном мире называется – брать на понт.
– Брать на что? Не понимаю. Что брать на что?
– На понт. То есть, впаривать фальшивку за чистую монету. Ты, если тебе что-то надо, лучше говори прямо. А я уж рассмотрю твою просьбу, может, и пойду тебе навстречу.
Шаман засмеялся хриплым смехом – словно камни в горсти перетер.
– Я сразу понял, с кем имею дело, – сказал он, отсмеявшись. – Ты, Тагазимула, воин, мужественный и прямой, как штырь, как шкворень, такого на мякине не провести. Да я и не пытаюсь. Просто дело мое совсем не обычное, и чтобы тебя на него сподвигнуть, нужно найти дополнительные стимулы. Вот я и ищу.
– Давай все-таки к делу.
– О-хо-хо! Ладно, слушай. Есть один способ мне вернуться в жизнь, один метод. Всего один. И он, как ты понимаешь, совсем не прост. Было бы просто, я давно уже выбрался б из потемок. Способ этот плох тем, что для его осуществления нужен помощник, другой человек. Он заключается в реализации принципа, что неживое возвращается к жизни через живое. Неживое в данном случае, разумеется, я. Живое, Тагазимула, ты. Ты должен пустить меня в себя, в свой разум, в свою душу. Вместе с тобой мы совершим, мы пройдем один ритуал, после которого я смогу выйти в свет живым человеком. Мертвое – через живое, только так.
– А я? Что будет со мной?
– Ох-хо-хо. Что ж, риск есть. Тагазимула, я открою тебе все, как родному. Обычно, попав в такую ситуацию, шаман, как ты понимаешь, никого не спрашивает, можно, нельзя, а просто берет первого подвернувшегося человека, и использует его. При этом вероятность успеха незначительна. Но ждать, может быть, еще сто лет, пока появится тот, кто нужен? А если больше никто не придет? Никогда? Нет, шаман обязательно использует свой шанс. И я мог попытаться сделать то же, войти в тебя без спроса.
– Так что же тебя остановило?
– Ах, уважаемый Тагазимула, я ведь не просто так сказал, что ты особенный. Это так есть. Ты не знаешь, а я объясню, в чем твоя особенность. Ты относишься к тем людям, в ком Сила, конечно, в зачаточном состоянии, присутствует изначально. Она заложена в тебе от рождения, я ее чувствую, а находить силу – уже мое свойство. Чтобы сила проявила себя, ее следует активировать, ну и после, естественно, тебе надо развивать ее и учиться использовать. Так вот, есть большая вероятность, что когда я войду в тебя против твоей воли, сила в тебе пробудится.
– Так это же хорошо! Или нет?
– Хорошо, как говорится, да не очень. Потому что она наверняка выступит против меня, и мы, вместо того, чтобы совершать совместный ритуал, начнем бороться друг с другом. И, несмотря на то, что я вероятней всего выйду победителем, к решению проблемы это не приблизит меня ни на шаг, победа обернется поражением. Я снова останусь один, в каменном одеянии, у разбитого сосуда...
– О, ну это, конечно, плохо.
– Плохо. Но не очень, или не совсем, потому что есть другой вариант.
– Какой?
– Мы договариваемся с тобой полюбовно, и я с полного твоего согласия и при полном одобрении вхожу в тебя. Я пробуждаю твою силу, но она уже не борется против меня, потому что у нас с тобой уговор, а помогает мне. И тогда мы, вдвое усиленные, совершаем обряд. Ты и я.
– Но это-то хорошо? То, что нам надо?
– Это хорошо. Но ты должен знать, что существует вероятность и неблагоприятного исхода.
– В чем она заключается?
– Этого я не знаю. Утешением тебе может служить то, что меня в этом случае постигнет та же участь. То есть, ты, впуская меня в себя, и я, входя, мы связываешь наши судьбы.
– А как я узнаю, что ты меня не обманул?
– Никак. Так что, ты согласен?
– Да!
– Вот и молодец, Тагазимула. Только незачем так орать.
– Потому, что мне не хочется этого делать. Но я должен.
– Несмотря на то, что мне как раз хочется, я знаю, что тоже должен. Ты готов?
Тагази едва успел кивнуть в знак согласия, как невесть откуда сорвавшийся огненный вихрь вонзился в его грудь раскаленным копьем. И будто кто-то за короткое, украшенное темляком из конского хвоста, древко раскрутил орудие, как циркуль, рассекая плоть, открывая в нее доступ жгучему огненному потоку. «О-го-го!!» – закричал объявившийся внутри него Черный шаман и ударил в бубен. Бубен загудел, запел. Тагази и сам в него ударил, в бубен, неведомо как превратившийся из воображаемого в реальный. И сам закричал: «Хо! Хо! Хей!» Это было необычное, необъяснимое чувство тяжести и легкости одновременно. Шаман был и в нем, и вне него одновременно, был и внешней силой, и внутренней. Гоплит не знал, что делать, но этого и не требовалось от него – шаман все знал, и вел его за собой по кругу, в центре которого на месте сейды вспыхнул и горел высокий костер. Огонь вздымался ввысь, переплетаясь ровными ярко-оранжевыми лентами, летели искры, пламя лизало небо жадным, вожделеющим языком. Тагази увидел, как низкие и плотные все время облака в том месте, где касался их жаждущий небесной влаги огонь, расступились, раздались в стороны, и сквозь открывшийся в небосводе окулюс из необозримой выси глянула на них одна единственная рубиновая звезда.