– Ну-с, – сказал он, выдержав значительную паузу. – Что будем с вами делать?
Серж пожал плечами.
– Вы мне скажите. Ведь это я был вам для чего-то нужен.
Тукст хохотнул.
– Был нужен, да. Но с тех пор многое изменилось. Да, собственно, все изменилось, причем кардинально. Бывший ваш друг, а ныне наш сотрудник, Геннадий Юрьевич ту проблему, к решению которой мы хотели вас привлечь, решил и без вашего участия. Отныне Стена Неведения для нас больше не преграда. Да-с. Отныне в любом количестве и в любом направлении, никаких ограничений нет. Он, Геннадий Юрьевич, тут не прохлаждался, не сидел, сложа руки, а работал. И у него все получилось. Кроме того, оказалось, что никакого секрета-то у вас, Таганцев, и нет. А все ваши способности – дело рук все того же Геннадия Юрьевича. Оказалось, что это он настроил нашу систему охраны таким образом, чтобы вы могли сквозь нее проникать. Да, кто-то сильно у вас ошибся, толкнув Геннадия Юрьевича в наши объятия. Так что в этом плане вы нам больше без надобности. Кто не успел, тот пролетел, как говорится.
Сержа неприятно поразила происшедшая с господином Тукстом перемена в его отношении к Геше. Раньше он к нему, помнится, такого пиетета не испытывал, во всяком случае не демонстрировал, а теперь так и заливается: Геннадий Юрьевич, Геннадий Юрьевич... Ничего хорошего это не сулило. Да, что-то действительно изменилось. Он вздохнул с притворным сожалением.
– Нет так нет, не очень-то и хотелось. Ну, тогда я, пожалуй, пойду?
Тукст заливисто рассмеялся, клоны вторили его смеху рассыпчатым приглушенным эхом.
– Куда вы пойдете, Таганцев? Кто вас отпустит? Вы что, не понимаете, что отсюда вам назад дороги нет? Вы здесь застряли всерьез и надолго. Не хочу употреблять слово навсегда, но, похоже, это именно тот случай, когда оно подходит стопроцентно. Мало того, что Геннадий Юрьевич перенастроил систему безопасности филиала по принципу «всех впускать – никого не выпускать», так еще, и мы сами не желаем оставлять вас на свободе. Вы доставили нам слишком много неприятностей, Таганцев, и вам придется за них ответить. Я бы даже сказал, искупить. Возможно, мы опробуем на вас нашу новую, экспериментальную систему утилизации человеческого материала. А что? Не пропадать же такому добру, как вы? Хотя, честно говоря, я пока не склонен. Вот так, положа руку на сердце, – где оно, кстати, здесь? – скажу: чем-то вы мне все же симпатичны. Может, своей удачливостью? Или тем, что неплохо играете на бильярде? Не знаю, не знаю. Или тем еще, что разговаривать мне с вами пока интересно? Возможно, все сразу. Так что, может быть, вы нам еще пригодитесь, не факт, но может быть. Но, совершенно точно, для этого вам придется как следует потрудиться, чтобы доказать нам свою лояльность. Как вы это сделаете, решать вам, но придется-таки потрудиться, да.
Серж неопределенно пожал плечами. Доказывать лояльность кому бы то ни было, ему нисколько не улыбалось. Но он совершенно не знал, как вести себя в создавшейся ситуации, и, чтобы не усугубить ее, решил выждать. Ведь все прояснится рано или поздно, а до того момента не стоит дразнить гусей.
Тукст к такой его реакции отнесся с пониманием. Он покивал головой, и обратился к громилам:
– Ладно, снимите с него браслеты. Снимите, снимите, никуда он теперь не денется. И заберите отсюда все его вещички. Только аккуратней, чтобы не рвануло!
Серж, растирая запястья, молча и с откровенной тоской взирал, как его полезное, но так и не пригодившееся добро сгребают в ранец жадные и не слишком щепетильные руки.
– Э, пусть этот ручку вернет! – запротестовал он, заметив, как его чудо ручку сунул в карман старший из гоблинов.
– Какую еще ручку? – не понял претензии пленника Тукст. – Ну-ка, покажи!
Клон с неудовольствием, бросив на Сержа яростный взгляд, передал свой законный, как он считал, сувенир, начальнику. Тот взял, повертел ее в руках, пощелкал.
– Зачем она вам? – спросил. – Писать вряд ли придется?
– Пусть хоть что-то у меня останется, на память.
– Пусть останется, не возражаю, – и он широким жестом бросил ручку на стол ближе к Сержу. Предупреждая неудовольствие подручного, сказал ему: – А тебе она зачем? Ты даже писать не умеешь. Обойдешься!
Серж, внутренне ликуя, сунул ручку в карман куртки – подальше от посторонних глаз. Сердце усиленно барабанило в груди, но он старался не выказывать волнения. Что ж, хоть какой-то шанс у него остался, и это неплохо. Представится ли случай им воспользоваться? Машинально, он потянулся за остававшейся еще на зеленом сукне пластинкой с таблетками, которые ему дали в госпитале.
– Так, так, так! – остановил его Тукст. – А это еще зачем?
– Мои лекарства. Мне надо.
– Обойдетесь, – махнув рукой, обломал его, как перед тем громилу, Тукст. – Отныне ваше самочувствие, как душевное, так и физическое, будет всецело зависеть от нас. И от вашего, разумеется, поведения. От вашего разумного поведения. Так, ну что, предлагаю сыграть партийку. Матч-реванш, так сказать. Надеюсь, вы не против? Очень хорошо. А вы, – указал он браткам, – будьте неподалеку. Вон там, у выхода. И глаз не спускайте!
Помощники отошли в сторону и расположились в мягких креслах у дальней стены слева от лестницы. Серж с Тукстом остались возле стола одни. Тет-а-тет. Директор, точно только этого момента и дожидался, бодро соскочил с табурета, снял с полки шары и выставил пирамиду.
– Так что, Таганцев, вы и в самом деле собирались нас подорвать? – полюбопытствовал он, с интересом, раз за разом поднимая голову от стола, поглядывая на капитана.
Серж кивнул.
– Возможно. Надо же что-то было делать. А выбор возможностей у нас небольшой.
– Это правда. Поэтому мы вас грамотно просчитали и поджидали именно здесь. Если честно, Таганцев – только не в обиду, ладно? – вы достаточно прямолинейны, предугадать ваши действия совсем не сложно. Я имею в виду не только вас, но и господина Дорджинского, с которым вы, судя по всему, плотно общались. Кстати, преклоняюсь перед достоинствами и личными качествами господина Дорджинского, они неоспоримы, но в этом, в стремлении всегда придерживаться своей линии, его, а в том числе и ваша, слабость. И конечно взорвать нас вам никак не удастся. Это просто невозможно. Мы порой тоже допускаем ошибки, но стараемся сразу извлечь из них уроки. Поэтому после вашей последней в этом зале гастроли, мы внесли существенные коррективы в систему безопасности. Так, теперь из бильярдной попасть в генераторную, как прежде, невозможно. Входа отсюда туда больше нет. Его вообще нет, в общепринятом значении слова. Ну и – свет, вам больше не удастся погасить его по хлопку. Можете попробовать.
– Я вам верю.
– Вот. Но, несмотря на вышеизложенное, ждали вас мы все равно здесь. Потому что, как я сказал, просчитали. К тому же нас предупредили, что это возможно. Кстати, как вам удалось пройти вращающуюся комнату?
– Обычно, как... Интуиция.
– Я и говорю: вы везунчик!
– Могли бы там, кстати, инструкцию какую-никакую повесить. А то ведь не сразу сообразишь, что надо делать.
Тукст хохотнул.
– А мы вместо инструкции дополнительную попытку предоставили! Но и она, судя по всему, лишняя. А ведь могли бы провалиться, черт его знает куда! Да и он не знает!
– Я так и почувствовал.
– Везунчик! Но, предупреждаю вас, господин Таганцев, не расслабляйтесь. У нас и другие сюрпризы в разных местах приготовлены. Все для вас, все для вас. Впрочем, надеюсь, что теперь вы будете вести себя как минимум осмотрительно. Кофе, коньяк, сигары? Все здесь, перед вами, угощайтесь самостоятельно. А я, с вашего позволения, начну.
С кием в левой руке и битком в правой, точно царь со скипетром и державой, господин Тукст подступил к бильярдному столу. Остановившись, принял соответствующую моменту, по его мнению, величественную позу. Потом, склонившись, установил шар. Проверил состояние кончика кия, подул на пальцы, точно действительно хотел убрать с них следы мела, изготовился, прищурился и – удар! Начали!
Удар лег, как надо, хлестко, смачно, куда господин Директор и прицеливались. Пирамида, вздрогнув, разъехалась, но не сильно, а именно так, как надо, при этом задуманный шар влетел в лузу так резко, будто она сама его в себя втянула – еще и причмокнула. Гонорий довольно крякнул.
– Черные начинают и выигрывают! – возвестил он.
– Может быть, белые? – уточнил Серж.
– Нет, белые и пушистые нынче не в фаворе, – заверил его Тукст. – Вы, кстати, могли бы и поздравить с почином.
– Ах, оставьте эту пошлость, – отмахнулся Серж. – Вам достанет удовольствия и без моих славословий.
– Это верно, – с некоторой растяжкой констатировал факт господин Тукст, интонационно оформив два слова, как виньетку. Ему, похоже, звучание понравилось, потому что он повторил еще раз: – Это верно. – Однако момент он быстро пережил и, прищурившись, принялся высматривать для себя следующую цель.