С этими словами Геннадий Юрьевич поднялся с кресла и, сделав знак следовать за собой, прошел в ту часть помещения, которая до сего времени была скрыта от глаз возвышавшимся посередине зеркалом. Там под одним из окон стоял письменный стол, украшенный резьбой и бронзой, явно антикварный. Рядом, скрытая светло-зеленой портьерой, находилась дверь на балкон. Дверь была приоткрыта, о чем говорило легкое трепетание ткани на сквозняке. И это казалось странным, учитывая, что в мастерской топился камин. Вообще, Серж вдруг подумал, что жечь камин летом, пусть и в конце его, довольно необычное занятие. Ну, может быть, может быть. Кто знает, наверное, ему холодно. Морозит, зябко. Бывает! Серж пожал плечами. В его глазах Геша стремительно превращался в эксцентричного мизантропа. Как минимум. А если по максимуму? Этого он пока не знал и, если честно, не хотел бы знать.
На чистой поверхности стола лежал всего лишь один лист бумаги с совсем небольшим, как показалось Сержу, текстом. Подходя к столу следом за будущим компаньоном, Серж оглянулся на металлическую конструкцию, и то, что он увидел, его заинтересовало. Собственно, дверца, ведущая внутрь устройства, была раскрыта, и там, внутри, на железном верстаке он увидел нечто. Прибор, который сразу узнал. И, как только он его увидел, сразу же уловил и низкое, тихое гудение. Прибор работал, качал энергию. В голове у Сержа сразу закрутились шестеренки. Так-так, подумал он, интересно. А у Геши спросил:
– Что, до сих пор работает?
– Темпоральный генератор? Да. Без него пока не получается. Не отвлекайся, времени нет! Быстро читай и подписывай.
Склонившись над столом, Серж придвинул к себе бумагу. Вся ситуация ужасно напоминала ему один момент в его жизни, также закончившийся подписанием некой бумаги. И, помня, что последовало за прошлым подписанием, ему хотелось избежать этого, но он не видел, как это сделать, тут же не сорвавшись в пропасть.
Бумага была написана от руки, размашистым, но гладким почерком. Не Гешиным, насколько помнил его Серж. Посреди листа сверху было начертано «Договор», а ниже, собственно, располагалось его, договора, тело. Он принялся читать вслух.
«Я, Таганцев Сергей Сергеевич, сим удостоверяю, что добровольно отдаю себя в компаньонское услужение...»
– В услужение?
– Это форма такая, бюрократическая. Форма, – пояснил с успокаивающей интонацией Геша.
«На веки вечные, или пока смерть не положит предел всему...»
– Веки вечные, смерть? Правда, что ли?
– Да, все серьезно. Мы ведь, находясь здесь, в Сумеречной зоне, где потоки времени закольцованы, практически бессмертны. А ты как хотел? Думал, завтра передумаю, и все, пойду по своим делам? Нет, дружище, только так. Бессрочно – единственный срок, который всех устроит. Уверяю тебя.
– Кроме меня.
– Но у тебя и выхода-то нет.
– Подловил?
– Само собой. Долги нужно отдавать вовремя, мой друг. А договоры подписывать в надлежащий момент. Так что, не тяни, подписывай, пока господин Тукст там зеркало не разнес на части. Если он появится здесь до подписания, с тобой, боюсь, все будет кончено.
Серж вдруг почувствовал, ему показалось, что Геша, это не одного с ним возраста мужчина, а древний старик, который знает безмерно больше него, и разговаривает, и ведет себя соответственно. А вот он перед ним – юниор, легковес, который бузит и резонерствует ради придания себе большей значимости. Очень неприятное чувство. Хотя, понятно, что, проведя, образно говоря, между землей и небом столько времени, Геннадий Юрьевич приобрел такой опыт, который нигде больше и получить нельзя. Чувствуя оцепенение, просто-таки омертвение в членах, Серж нахально оскалился, изображая улыбку. Делать нечего, подумал, делать нечего. Достав из кармана заветную ручку, он демонстративно пощелкал ей несколько раз.
– Где наша не пропадала! – возвестил лихо, как в прорубь прыгнул. – Где подписать?
– Нет, нет, не ручкой, – остановил его Геша. Взяв с бюро небольшой серебряный поднос, на котором на чистой салфетке лежали приготовленные хирургический ланцет и остроконечный бронзовый стилус, он протянул набор Сержу. – Такие бумаги подписываются кровью. Только она одна имеет значение и реальную ценность.
– Да ты что! – взвился Серж. – Это что еще за колдовство?! Не буду!
Геннадий Юрьевич, однако, был неумолим:
– Надо, дорогой, надо. Только так.
– Тьфу! – плюнул Серж в сердцах, схватил с подноса ланцет и полоснул им по пальцу. Сжав челюсти, выдавил из пореза каплю крови. Потом, сменив ланцет на стилус, измазал его кончик в крови и вывел на бумаге подпись. Едва он это сделал, как Геша выхватил листок со стола за уголок и помахал им в воздухе.
– Все! – радостно объявил он. – Дело сделано.
Не дожидаясь, пока кровь на бумаге высохнет, Геннадий, к немалому удивлению Сержа, сложил расписку пополам и, вернувшись к камину, бросил ее в огонь.
– И что теперь? – спросил озадаченный Серж. – Стоило ли столько всего городить, чтобы вот так закончить?
– О, не волнуйся! – поспешил успокоить новообретенного компаньона Геша. – Ничто не закончилось, наоборот, все только начинается. Расписки, данные кровью, не горят, и никуда не исчезают. Они вообще неуничтожимы, если ты не знал. Твоя – в том числе. Теперь она находится там, где ей и надлежит быть, – у одного известного адвоката в Лимбе. Слышал про такое место?
Серж неопределенно качнул головой, но Геша расценил его жест по-своему.
– Вот, там. Забрать ее оттуда, или как-то выкупить, практически невозможно. Для этого, для начала, надо исхитриться туда попасть, а это, скажу тебе, весьма не просто. Ладно, не раскисай. Теперь можешь расслабиться и просто быть собой. Ты, знаешь что? Возьми себе выпить что-нибудь, благо повод есть хороший, и поди на балкон. Побудь там, воздухом подыши, видами полюбуйся. А я пока с господином Директором разберусь. Надо ему объяснить новый статус-кво.
Пожав плечами, Серж взял из пепельницы оставленную там сигару и, окутавшись клубами дыма, раскурил ее вновь. Потом с деланным безразличием зацепил со столика за горлышко двумя пальцами квадратную бутылку, по виду, виски – ему было все равно, что – и последовал по указанному адресу, на балкон. Собственно, Геша и направил его, и рукой показал, где у него балкон, и это был совсем другой балкон, не тот, рядом с которым стоял письменный стол. Серж как-то не особо на этом обстоятельстве сконцентрировался. Да мало ли, может, башня вся по кругу балконами обвешана? Он был просто оглушен и сокрушен чувством, что только что совершил невероятную, непоправимую глупость. Как мог он подписать этот дурацкий договор? Тем более, кровью? Что на него нашло, черт возьми? Что за помутнение? Чем он только думал? Судя по тому, как возрадовался Геша, гешефт он получил немаленький. Пока смерть не разлучит... Вот черт! Смерть!
Оглянувшись на ходу, он увидел, что Геша отошел в ту часть зала, где у него размещались мониторы, и, склонившись, над компьютером, что-то там колдовал, совершенно не обращая на него внимания. Смерть, вновь пронеслось у него в голове, смерть! Что за ерунда в голову лезет? И вдруг, как озарение снизошло – нет, не ерунда, совсем не ерунда! Он тут же подумал: – А ведь еще есть шанс все обнулить.
Снова оглянувшись на Геннадия, и убедившись, что тот по-прежнему занят своими делами, Серж отвернул от центрального выхода на балкон и быстро пересек свободное пространство, отделявшее его от зеркала Козырева. Войдя внутрь устройства, он достал из кармана чудо-ручку. Зажав, чтобы не мешала, бутылку подмышкой, он произвел все необходимые манипуляции, переведя бомбу в боевое положение. Положив ладонь на корпус генератора, ощутил его тепло, почувствовал скрытую мощь, энергетическую вибрацию. Усмотрев на панели, сверху, подходящее углубление, в какие обычно вставляют термометр, он сунул туда ручку. Она вошла идеально, практически на всю длину, – точно паз был именно для нее предназначен, и ждал ее, ждал. Что ж, дождался. Сколько, три минуты? Меньше уже.
Покинув зеркальную камеру, Серж через замеченную ранее за зеленой шторой дверь вышел на балкон. Этот был совсем маленьким, шаг в ширину, три в длину, и располагался особняком от основного, шедшего вдоль переднего фасада и широкого, как пристань. Но какое это имело значение? Никакого. Значение для жизни, как сказал Геша, имеет только кровь, и еще смерть, вот на этом и сосредоточимся. Хотя нет, зачем? Пусть все идет, как идет, само собой. Если присутствует неотвратимость, и она наступает, какой смысл с ней спорить?
Открыв бутылку, он, запрокинувшись, перелил в себя треть, наверное, ее содержимого. Да, виски. На качество не обратил внимания, ну, виски – и виски, что тут такого? Лишь бы действовало. А оно подействовало, причем незамедлительно. Алкоголь пошел в кровь, зашумел в голове, ватными колотушками толкнулся в виски. Глаза наполнились влагой, Серж рукавом вытер слезы. И точно навел резкость: дали, для Сумеречной зоны привычно туманные, невнятно прорисованные, – вдруг прояснились, и он увидел вдалеке парящий над волнистой темнотой подсвеченный утренним солнцем Кашканар. Этого не могло быть, но это было. Просто неожиданный подарок Мироздания, в последний раз показать ему Кашканар. Серж знал, что там, неподалеку от горы, находится та, с которой ему больше всего на свете не хотелось расставаться. Но, видимо, не суждено. Прощай навсегда, Тома-Томочка! Будь счастлива, птичка моя певчая. Прощай, Кашканар, тебя я тоже буду помнить.