Безумие, охватившее очередь, – успеть бы отметиться до первого октября – залетело и в Шеллину форточку. И она вновь принялась за Изю. Парикмахер занервничал:
– Куда ты так торопишься?! Никуда от нас Израиль не убежит. Дай мне прийти в себя и стать человеком. Клянусь тебе, я не могу уже слышать эти ежедневные разговоры об отъезде. Ты дождёшься! Это будет на твоей совести – ты доведёшь меня до второго инфаркта! До Третьего еврейского кладбища!
– Не нервничай, никто тебя в шею не гонит. Хочешь подождать полгода – мы подождём. Но не забывай, что там медицина лучше, чем здесь.
Она умолкала, на время, и Изя, оставаясь один, задумывался: почему, впервые за столько лет, привидился ему Камердинер? Есть ли в этом знак свыше? Злой умысел, сглаз, колдовство, после которого и случился инфаркт?
И чтобы развеять сомнения, в очередной визит Шеллы в больницу он невзначай обронил: «Кстати, что там слышно у Оси? Он ехать не собирается?»
И понеслось.
– Ой, я тебе не говорила – твой братец совсем умом двинулся: завёл любовницу на работе и разводится с Мусей. Представляешь? Она ему в дочки годится: на двадцать лет моложе. Кобель вонючий! Как тебе это нравится?! Прожить вместе тридцать пять лет, вырастить двух дочерей и на тебе – подарочек. А каково Мусе – в пятьдесят пять лет остаться без мужа? Кому она теперь нужна не первой свежести?!
Изя слушал её рассеянно. О “встрече” с Камердинером он Шелле не рассказывал и тревожное предчувствие не покидало его. Хотя… Новости из Израиля продолжали поступать одна лучше другой – Славик работает, Регина осваивает курсы компьютерной бухгалтерии и берёт уроки вождения. Иврит тоже, слава Богу, двигается. Бэллочка заговорила. Путает два языка и иногда у неё очень смешно получается.
Кое в чём старик оказался прав, размышлял Изя. Но Славик? Нет, это немыслимо. Конечно, лучше быть поближе к Регине и подстраховать её, но ехать в моём состоянии – просто безумие. Надо подлечиться.
Шелла изменила тактику:
– Давай начнём оформлять. Отказаться или выехать позже мы всегда успеем. Главное – подать документы. Ты же знаешь, их ещё полгода будут рассматривать.
Капля камень точит – Изя сдался.
Переводом стрелок эмиграционных путей порой занимается случай. Яша, родной брат Славы Львовны, позвонил ей из Нью-Йорка и предложил свои услуги – если она хочет ехать, пусть пришлёт данные на всю мишпуху, а он подаст документы и обеспечит гарант – это будет надёжнее и быстрее.
С братом, уехавшим в начале семидесятых, Слава Львовна почти не общалась, опасаясь опальным родством испортить Регинино будущее, но раз наступили новые времена и стали выпускать, она запустила Шелле пробный шар: может, лучше подумать об Америке? Во-первых, там спокойнее, чем в Израиле, во-вторых, есть Яша, который поможет на первых порах, а в третьих, Нью-Йорк имеет вэлфер и эсэсай – государственные программы, которые позволят, если они не сумеют найти работу, безбедно прожить до гробовой доски. А Регину мы к себе перетащим…
Шелла, не спрашивая согласия Изи, – зачем лишний раз его волновать – дала добро и на этот вариант – пусть дядя Яша подаёт. Дальше видно будет.
Увы, Хуна Абович и на этот раз оказался прав. Звонок Регины вскоре после Нового Года был на грани истерики: Славик ушёл из дому. Он спутался с женой приятеля, с которым они в прошлом году подружились в ульпане. Весь год он тайно крутил с ней шуры-муры. А теперь, когда та устроилась в госпитале, она оставила мужа, сняла квартиру и увела Славика.
– Мама, я не выдержу этого! – кричала Регина в трубку. – Я сброшусь с обрыва!
– Доченька, пожалей нас с папой, – плакала в ответ Шелла. – Подумай о Бэллочке…
Она звонила родителям Славика и умоляла их повлиять на сына.
– Что мы можем сделать, – вздыхала Славика мама, – когда он нас тоже не слушает.
А папа добавлял:
– Чтобы ни произошло, мы от нашей внучки не откажемся. И Регина вправе на нас рассчитывать. Вы должны это знать и сказать ей. А может, всё ещё кончится хорошо, он погуляет, перебесится и вернётся в семью…
– И вы в это верите? – плакала Шелла. – Вы не должны пускать его в дом, раз он такой. Надо повлиять на него. В такую минуту оставить жену с двухлетним ребёнком! Когда идёт война и иракские ракеты падают на Израиль! Разве он думает о ребёнке? О её счастье?!
Она позвонила дяде Яше в Нью-Йорк и попросила поддержки. Может, он сумеет вытащить их… Неровен час, Израиль втянут в новую войну с арабами…
Тот быстро нашёл выход: он сделает Регине приглашение в гости. Пусть она приедет с Бэллочкой и останется. Так, он знает, делают многие. На первых порах они поживут у него, а когда Регина устроится, то снимет квартиру на Брайтоне.
– А если её не выпустят? – засомневалась Шелла. – Они же взяли в банке ссуду, корзину абсорбции…
– Они не первые и не последние, – успокоил её дядя Яша. – Пусть посоветуется со знающими людьми, как это делается. А нет, так я сам выясню и позвоню ей.
Шелла вновь звонила в Израиль:
– Доченька, перестань кушать своё сердце… На нём свет клином не сошёлся. Найдёшь себе другого, и лучше. Ты молодая, красивая… Жизнь на этом негодяе не заканчивается. Дядя Яша обещал помочь тебе и вытащить в Америку. А там глядишь, и мы приедем. И возьмём Бэллочку полностью на себя. Главное только, чтобы ты держала себя в руках. Запомни мои слова, он ещё получит по заслугам.
Ой… Как объяснить вам доходчиво, что такое Брайтон? Если сумеете вы представить себе Привоз в ста метрах от Ланжерона, это оно и есть. При этом пустите для полноты счастья поверху железную дорогу, а для колорита разбавьте публику детьми разных народов: китайцами, мексиканцами, пакистанцами и афроамериканцами. Только не переусердствуйте… Нашего брата должно быть больше. О, что-то стало вырисовываться…
Теперь немножечко географии. Кони-Айленд Авеню разрезает Брайтон Бич Авеню пополам. Или где-то около этого. Справа, если стоять лицом к океану, вплоть до Ошеан парквэй – проходной двор на пляж. Это как Обсерваторный и Купальный переулки. Справа, как я уже говорил вам, дети мои, Привоз в ста метрах от Ланжерона, но слева… Если мы говорим о маленькой Одессе от Кони-Айленд до Пятнадцатого Брайтона, слева – Дерибасовская.
Слева – начиная от Одиннадцатого Брайтона, выходящие на океан шикарные кондоминиумы Ошеан фронт лакшери, от трёхсот тысяч до более миллиона долларов… Напротив – театр «Миллениум», ресторан «Одесса»…
Здесь нет задрипанных домиков, заселённых преимущественно пакистанцами, турками и нелегалами из России. Это прерогатива другого Брайтона, Привоза.
А теперь, если вы вошли уже в образ того, что в Америке именуется «маленькая Одесса», предложим новоприбывшим исторический зкскурс по Брайтону «от дяди Яши». Для верности его лучше было бы озаглавить так: краткая история Брайтона в изложении Яши Вайсмана. Поскольку Яше соблюдать правила игры незачем, его история несколько отличается от официальной.
– Жизнь на Брайтоне появилась в конце девятнадцатого века, в восьмидесятых годах, когда железная дорога докатилась до Брайтон и Кони Айлэнд пляжей. Локомотив не успел добежать до океана, как умные люди выстроили четыре гостиницы, Брайтон Бич отель – наибольшая из них. Тогда же, к удовольствию нью-йоркцев, Брайтон обзавёлся ипподромом.
Что такое злачное место и где был Лас Вегас конца девятнадцатого – начала двадцатого века? Два вопроса – в одном. Это казино на Ошеан парквэй, театры, рестораны, аттракционы, собачьи и лошадиные бега, азартные игры, короче – всё, что вам в голову взбредёт, чтобы добровольно выпотрошить карманы любителей приключений. Это и есть Брайтон. Туристическая Мекка. Восторг и опъянение. Любовь и разорение.