– Ты говорить Отре? – спросил он, и его голос потрескивал, как сухие листья.
– Нет, – слабо проговорил Тигхи.
Ответ юноши послужил толчком к еще одной продолжительной дискуссии между обоими мужчинами. Торговец людьми медленно водил головой из стороны в сторону, а охранник все больше и больше горячился.
И вдруг резко, ни с того ни с сего – так показалось юноше – беседа оборвалась. Торговец нагнулся и стал распутывать сложный узел на лодыжке Тигхи. Подхватив юношу под мышку, он потянул его вверх, заставив встать и выпрямиться, а затем завел свободную руку Тигхи за спину. Шнур больше не пережимал лодыжку, и юноша испытал облегчение, однако торговец тут же приложил запястье левой руки Тигхи к запястью правой и связал их у юноши за спиной тем же шнуром. После этого обмотал свободный конец шнура вокруг шеи Тигхи и завязал под подбородком.
С собой у торговца была кожаная сумка. Запустив туда руку, он достал пригоршню каких-то маленьких кругляшек и ссыпал их в ладонь охранника. После этого он повел Тигхи к калитке. Торговец людьми привязал Тигхи к столбу, врытому в землю у караульной будки. С одной стороны юноши была рыжеволосая девушка, а с другой – тощий паренек с маленьким, расплющенным носом. И тот, и другая были связаны точно так же, как и Тигхи. Руки заведены за спину, и от них к шеям тянулся шнур. Рыжеволосая девушка смотрела невидящим, отсутствующим взглядом. Тигхи попробовал было заговорить с ней, но она как будто не слышала его. Паренек громко шмыгал носом. Его кожу покрывала россыпь фурункулов, а из сплющенного носа капало. Он, похоже, так глубоко погрузился в свои страдания, что не замечал ничего вокруг.
Довольно скоро торговец людьми вернулся, ведя с собой новый товар: темноволосую девушку с широким темным ртом и мелкими чертами лица. Она была связана таким же образом, как и предыдущие его приобретения. Плосконосый паренек с фурункулами принялся безостановочно чихать. Торговец людьми отступил немного в сторону и бросил на свой товар оценивающий взгляд.
Плосконосый паренек перестал чихать. На какое-то время наступила тишина.
– Теперь вы принадлежите мне, – сказал торговец на имперском языке со странным акцентом. – Я отвести вас на восток и, может быть, обменять вас на коз. Вы плохо себя вести, я делать вам больно. Может быть смерть. Вы понимать?
В ответ никто ничего не сказал. Это, похоже, устраивало торговца людьми, который взял Тигхи за локоть и легонько толкнул вперед. Остальные двинулись за ним. Так начался их путь на восток.
Они шли и шли и, когда начало смеркаться, уже еле волочили ноги. Перед самым началом сумеречного шторма все вместе забились в расщелину, которую обнаружили в стене. После того как ветер утих, торговец людьми достал из своей кожаной сумки еду и поужинал. Своим пленникам он ничего не предложил.
На следующий день они опять двинулись в путь на восток по утесам и уступам, которые переходили один в другой. Скучать в пути не приходилось. Дорога была оживленной. В обе стороны шагали самые разные люди: солдаты Отре в серой форме, торговцы людьми, которые вели за собой длинные и короткие цепочки пленных, простые граждане Отре. Вскоре они вышли к уступам, заросшим высокой травой. Здесь дорога уже не отличалась такой многолюдностью. День продолжался, и вскоре торговец людьми и его четыре раба остались в одиночестве. Никто не попадался им навстречу и не догонял их.
В ту ночь они спали на открытом уступе. Правда, сверху над ними нависал широкий козырек. Торговец вбил в дерн четыре деревянных колышка и привязал к ним свой товар. С началом сумеречного шторма Тигхи отчаянно вцепился в колышек. Однако ветры здесь не отличались свирепостью.
Вскоре вокруг была лишь темнота, в которой мерцали звезды, и полная тишина, нарушаемая лишь сопением простуженного паренька. Тигхи, которому от голода казалось, будто кишки в его животе завязались мертвым узлом, настолько вымотался за этот дневной переход, что мгновенно заснул.
Глава 10
На следующее утро торговец людьми отвязал всех четверых от колышков, которые затем вытащил из уступа и запихал в мешок. Не говоря ни слова, он жестами приказал рабам отправляться в путь.
Все молчали. Если и были какие-то посторонние звуки, то они исходили от плосконосого парня, который постоянно шмыгал носом, чихал и кашлял. Однажды он буквально согнулся в сильном приступе кашля и вынужден был остановиться. Остальным пленникам и торговцу пришлось ждать, пока плосконосый не откашляется. Все по-прежнему молчали. Приступы кашля повторялись, и при каждой задержке торговец подходил к больному и пристально смотрел на него.
Тигхи все еще хромал. В полдень торговец людьми остановился и вогнал в землю колышек. Затем связал воедино все кожаные поводки, свисавшие с шеи каждого пленника, и привязал их к колышку. Закончив работу, вздохнул и сел на гребень у края уступа. Он жевал траву и смотрел на солнце. Ослепительно белый диск поблек в мареве, которое создало проплывавшее мимо массивное облако. Там, в пространстве, вдали от стены дул сильный ветер, и отсюда казалось, будто солнечный круг деформируется в искривленных воздушных волнах и дрожит, едва ли не приплясывая.
Четверо пленников сидели вместе. Тигхи потер руки одна о другую. Запястья, связанные за спиной и натертые шнуром, буквально горели. Сильно ныли икры, уставшие от подъемов и спусков по уступам и утесам. Во рту пересохло, а губы потрескались. Если бы торговец людьми развязал ему руки, Тигхи с большим удовольствием пожевал бы немного травы и смочил ее соком рот. Было бы очень неплохо еще и поесть чего-нибудь. Было просто невыносимо смотреть, как торговец уминает свою пищу: аккуратные ровные полоски сушеного козьего мяса и маленькие кусочки травяного хлеба, хранившиеся в заплечном мешке.
Однако рано или поздно ему придется покормить своих рабов. Ведь торговец должен хоть немного заботиться о них, иначе ему будет очень трудно получить за них, исхудавших и больных, хорошую цену. Тигхи взглянул на остальных, но его спутники не отрывали глаз от земли. Темноволосая девушка слегка покачивалась взад-вперед, а плосконосый парень громко шмыгал носом. Гнойные язвы у носа еще больше разбухли. Теперь они расползались по всему лицу и окружили рот. От этого парня воняло чем-то противно-кислым, так что поневоле хотелось зажать нос.