Она насмешливо фыркнула и привстала на цыпочки. Ее губы находились теперь на уровне его уха.
– Они пропитывают тело горючей жидкостью. Выкапывают яму и наполняют ее этой штуковиной, а потом опускают туда тело и оставляют на ночь. Но так поступают только в том случае, если покойный был достойным человеком. Мне сказал мой па.
– А разве твой па знает толк в чем-либо, кроме обезьян? – пошутил Тигхи, испытывая невероятное наслаждение оттого, что говорит с ней на запретные темы.
Однако крики усилились, и Уиттерша, наверное, не услышала его, что, несомненно, к лучшему, потому что она очень любила своего па и могла обидеться.
– Повернись, – сказала Уиттерша, – я хочу вскарабкаться тебе на спину и посмотреть на сожжение тела.
Тигхи опять повернулся лицом к погребальному костру, и ее миниатюрное, изящное тело тут же тесно прижалось к его спине. Уиттерша положила руки ему на плечи, охватила бока бедрами и, проворно работая ими, в три приема оказалась наверху. Теперь она сидела у него на плечах, ее живот плотно прижимался к его затылку. Чтобы не свалиться, девушка цепко ухватилась рукой за плечо Тигхи. От ее прикосновений ссадины слегка побаливали, но Тигхи ни единым звуком не выразил неудовольствия. Он положил правую руку ей на поясницу. Грубая ткань юбки из козьей шерсти царапала шею, но в то же время обнаженное тело терлось о его голову, и это было невыразимо приятно. Сердце поплыло, а вик окреп и встал. Свободной рукой Тигхи поправил его, чтобы не выпирал из штанов.
– Тебе хорошо видно? – спросил он. – Ты все видишь?
Если и раньше он видел все происходящее с трудом, то теперь поле зрения и вовсе оказалось наглухо перекрыто. Верхушки языков пламени, плясавшие впереди, – вот и все, что видно через головы людей. С началом ритуального сожжения все задвигались, стараясь протиснуться как можно ближе к костру. Казалось, люди хотят вобрать в себя исходящее от него священное тепло. Тигхи задрал голову, насколько это было возможно в его положении, чтобы посмотреть, не появится ли в воздухе дух старика, похожий на… Впрочем, мальчик даже не мог представить себе, как должен выглядеть этот дух. Возможно, он плясал на языках пламени или карабкался по каждой пряди желтого огня подобно какому-то призрачному ползучему растению. Тигхи видел перед собой лишь затылки завороженных в исступленном экстазе жителей деревни и рваные клубы дыма. Уиттерша наклонилась вперед, и ее голова и волосы мешали ему смотреть вверх. В поле зрения Тигхи внезапно попал подбородок со складками, ноздри и все, что было внутри них. Очень странный вид. Однако гораздо большее впечатление на него производило прикосновение ее плоти, тесно прижавшейся к затылку, и провисшая ткань платья, за которой угадывались очертания маленьких упругих грудей. Вик напрягся так сильно, что Тигхи даже ощутил некоторую боль.
Священнодействие заканчивалось, и Уиттерша соскользнула на землю. Толпа начала расходиться. Массовый психоз улетучился, и теперь слышалось лишь приглушенное разноголосое бормотание людей, разбредающихся в разных направлениях.
– Ты видела? – спросил Тигхи. – Ты видела, как он горел?
Девушка утвердительно кивнула.
– Но я не могла разглядеть его лица. Я хотела увидеть лицо, но там можно было различить только что-то черное, объятое пламенем. В общем, очертания человеческого тела, но совершенно безликие.
Судя по всему, церемония разочаровала ее. Очевидно, Уиттерша ожидала большего.
– Пойдем посмотрим на пепел.
И она стала пробираться вперед через поредевшую толпу.
Едва дыша, Тигхи последовал за ней. Возбуждение предшествующих минут сконцентрировалось в вике. Смерть и святость, вопли и экстаз толпы, сопровождавшие речь деда; надежда, что он сможет увидеть поднимающийся дух Констака, переплелась с надеждой обнять Уиттершу и прижаться к ней всем телом. Что сможет повалить ее на траву и лечь на нее. Все это устремилось в его вик, втиснулось в этот забавный маленький отросток плоти. Тигхи часто приходилось наблюдать, как пасутся козьи стада, и он знал, что вики козлов остаются сморщенными и дряблыми в течение почти всей их жизни за исключением тех случаев, когда на животных нападала страсть к спариванию, и тогда их вики становились твердыми как скала. Однако, удовлетворив желание, козлы опять погружались в безмятежное состояние, и их мысли были далеки от секса.
Иногда Тигхи казалось, что он постоянно живет в состоянии половой лихорадки.
Проталкиваясь через толпу, он то и дело наталкивался на Уиттершу, каждый раз прижимаясь к ней чуть сильнее, чем следовало бы. Ткань шуршала, Тигхи явственно ощущал под ней голую плоть. Уиттерша, похоже, не возражала или, скорее, не замечала. Ее взгляд устремился вниз, на все еще горящий пепел, в котором поблескивали красные угольки.
– Вот и все, что осталось от Констака, – сказала она, размышляя вслух. – Старый Констак. Это было его телом.
– Телом самого близкого друга моего деда, – произнес Тигхи, и Уиттерша хихикнула, прикрыв рот рукой.
Тигхи ухмыльнулся ей в ответ, однако в действительности ему было не до смеха. Человеческое существо превратилось в неровный слой пепла. Красные угольки почернели. У остатков погребального костра стоял человек с ведром. Он ждал, пока зола остынет. Ценное удобрение для огорода.
Дед исчез. Тигхи огляделся вокруг; толпа уже почти рассеялась. Такое ничтожное расстояние между бодро переставляющими ноги и дышащими людьми и маленькой кучкой черного песка.
– Ты должен пописать на золу, – сказала Уиттерша, положив руку на плечо Тигхи.
– Лучше ты, – предложил Тигхи.
– Мне нельзя, я девушка. А вот ты мог бы пустить струйку. Потушить остатки огня.
Она опять хихикнула и в следующий момент бросилась стремглав наутек. Тигхи опешил и не сразу бросился догонять ее, а когда сообразил, было уже поздно. Уиттерша исчезла.
Глава 7
Потихоньку все стало изменяться, однако эти изменения вначале были незаметны, подспудны, а уж для Тигхи тем более. Он все воспринимал через туманную призму увлечения Уиттершей, которая занимала все больше и больше места в его мыслях. И все же трудно отрицать, что некоторые перемены начались уже в его восьмой день рождения с потерей козы. Несколько недель па почти не показывался дома, а ма пребывала в еще более непредсказуемом настроении, чем раньше. Па работал все светлое время суток, стараясь расквитаться хотя бы с частью долгов, возникших после гибели козы. Он сказал Тигхи, что не может теперь тратить время на всю работу по дому, без которой нельзя обойтись, и замолчал.