Тигхи чуть было не спросил, не означает ли это, что, будучи мужчиной, он унаследует княжество своих родителей и даже их имущество, но вовремя прикусил язык. Дед впадет в бешенство, и его деревянный посох изрядно погуляет по спине юноши. И дело вовсе не в том, что Тигхи это здорово задевало за живое. Его нисколько не беспокоило, станет он принцем или нет. Что проку? Юношу не волновало даже то, что дед присвоил себе коз, принадлежавших его семье. Все равно он не знал, что делать с козами, как ухаживать за ними или как ими торговать.
– Ты больше не спускаешься в обезьяньи хоромы этого еретика? – угрожающим тоном спросил дед.
– Нет, дед.
– Ладно. Мне бы не хотелось услышать от людей, что ты бываешь там. Это придало бы жара моим врагам. Теперь ты под моей опекой, и я намереваюсь учинить за тобой надлежащий присмотр. Твоя ма слишком миндальничала с тобой, вот ты и распустился.
– Да, дед.
– Я не буду смотреть сквозь пальцы, если узнаю, что ты по-прежнему якшаешься с этим вредным еретиком.
Тигхи и в самом деле давно уже не бывал у старого Уиттера. С тех пор как исчезли родители, прошло две недели, и все это время у Тигхи ни разу не возникло желания спуститься по лестнице. Вместо этого он мечтал о Уиттерше. Его мысли были полны этой призрачной, воображаемой девушкой, когда юноша ложился спать на полу дома деда. Накрывшись ковриком, сплетенным из стеблей травы, Тигхи крепко сжимал свои бедра, сунув между ними руку, и очень осторожно, постепенно напрягал свои мускулы. Давление, которому подвергался конец его вика, приводило к тому, что он становился жестким и твердым, как пластик, и Тигхи закрывал глаза и рисовал в своем воображении образ Уиттерши, ее приятную, бархатистую на ощупь кожу, обнаженное тело, скрытое под грубой тканью юбки, лукавую улыбку. Когда ее лицо озарялось этой улыбкой, вик избавлялся от своего груза, а в душе юноши вдруг вспыхивал ослепительно яркий солнечный свет, который заливал ее всю без остатка. Тело Тигхи содрогалось в невыразимо приятных конвульсиях, а волосы на животе склеивались от излившейся на них густой липкой жидкости.
Как-то вечером он лежал, свернувшись калачиком, в своем уголке, и случайно подслушал разговор, который вел дед со своими двумя помощниками. Они намеревались зарезать козу и устроить праздник. Тигхи изумился и вознегодовал. Зарезать козу могли позволить себе лишь самые богатые семьи в деревне, если им нужно было отпраздновать какое-то важное событие в своей жизни, свадьбу например, и животное забивали, чтобы накормить большое число гостей. Однако чтобы человек, занимавший такое положение, как дед, и в такое время, как сейчас, когда его дочь и зять, возможно, погибли и их души витают неизвестно где, за краем мира, мог решиться на такой шаг… это казалось Тигхи непостижимым и кощунственным. Из того, что подслушал Тигхи, явствовало, что дед и его приспешники ломают голову главным образом над тем, как избежать нежелательной для них реакции со стороны жителей деревни. Несколько раз в разговоре упоминалось о доже.
В конце концов, одурманенный дымом, изрыгавшимся сразу из трех трубок, Тигхи погрузился в сон. А утром обнаружил, что не может встать. Все казалось бессмысленным. Его па и ма умерли. Исчезли навсегда. Так о чем теперь беспокоиться? В голове юноши было такое ощущение, словно там пылал костер, который оставил в его мозгах сухой, горячий пепел. Он перевернулся на спину и застыл в болезненной неподвижности.
Пришел дед и, застав его в таком состоянии, поднял с пола несколькими хлесткими ударами посоха. Заскулив, как обезьяна, Тигхи кое-как поднялся на ноги и побежал зигзагами, уклоняясь от посоха, пока не выскочил за дверь. Вслед ему звучал голос деда:
– Скоро мы найдем тебе работу.
Яркое солнце ударило по глазам, и Тигхи часто заморгал. Делать было нечего, и он отправился бродить по выступу главной улицы. Скитальцев здесь стало еще больше, чем раньше. Они сидели на корточках на земле или прислонившись спиной к стене. Скучные, мертвые лица, глаза, смотревшие в никуда. Тигхи так и подмывало крикнуть им:
– Моя ма исчезла. Она исчезла навсегда.
Ему стоило немалого труда перебороть в себе это желание, которое свербело в мозгах, пронизывая их насквозь. Во рту пересохло. Тигхи двигался вкривь и вкось шатающейся, вихляющей походкой и однажды оказался даже у края выступа. Он думал про себя: «Если я упаду, значит, упаду. Так тому и быть».
Вслед за этой мыслью появилась другая: «Надеюсь, что я упаду. Надеюсь, что я умру».
Может быть, он, падая, долетит до самого основания стены, туда, где живет Бог, хотя дед отрицал это. Однако реальное ощущение близости края мира было не слишком приятным: внизу живота противно засосало, и ноги сами, не подчиняясь мыслям, увели юношу в сторону и не дали случиться непоправимому, великому падению.
Ему захотелось есть. Пролежав на полу все утро, он пропустил завтрак. Казалось, желудок кто-то стиснул в кулаке. Однако у Тигхи не было денег, а возвращаться в дом деда, чтобы найти там что-нибудь перекусить, ему не хотелось. Спина все еще ныла от ударов посоха. Тигхи бесцельно шатался взад-вперед по выступу, не имея конкретного намерения пойти куда-либо. Затем он уселся на землю на левой стороне выступа главной улицы и приставил ко лбу ладонь, чтобы солнце не слепило глаза. В небе кружили стаи птиц, образовывая самые разные узоры. Они то слетались вместе, то разлетались во все стороны. На его плечо легла чья-то рука.
– Ну, парень, вот мы и встретились снова.
Это был старый Уиттер.
– Привет, – сказал Тигхи, слегка прищурившись.
В руках у Уиттера был маленький мешочек соли.
– Понимаешь, обезьянам соль нужна не меньше, чем нам, людям, – сказал он. – Сегодня приходил торговец и приносил огромный рюкзак с ней. К тому же и цены на соль упали.
– Я голоден, – пожаловался Тигхи.
– Пошли к нам, – предложил Уиттер. – У нас найдется что перекусить. Моя девочка все время спрашивает о тебе.
Словно в тумане и все же полностью отдавая себе отчет в том, что совершает очень серьезный проступок, Тигхи последовал за Уиттером. Они прошли по пологой части выступа главной улицы, а затем спустились по лестнице на уступ старого Уиттера. Внизу Тигхи овладела робость, и он остановился у двери дома, не решаясь войти. Уиттер заметил его смятение и произнес: