— Ни в коем случае. Я Адам. Адам, по совместительству художник, по совместительству проектировщик Мира.
— Не понимаю.
— Я и сам не понимаю. Потому-то и испытываю полное отчаяние.
Ева, увидев еду, которую Аргон-кун, не прерывая разговора, быстро нарисовал на стене, воскликнула:
— Вот это здорово! Правда здорово. Настоящие сады Эдема. Я вам верю. Этот мелок может вот так дать все, что пожелаешь? Просто в голове не укладывается! Ладно, согласна, буду Евой. Стать Евой совсем неплохо. Мы обязательно будем богачами.
— Моя Ева, послушайте, что я вам скажу. — Грустным голосом Аргон-кун рассказал обо всем, что произошло, и в заключение добавил: — Вот причина того, почему я с вашей помощью должен спроектировать Мир. Деньги не проблема. Мы должны всё начать сначала.
Мисс Япония с растерянным видом промолвила:
— Вы говорите, деньги не проблема? Ничего не понимаю. Ничего не понимаю. Решительно не понимаю.
— Коль скоро вы так говорите, посмотрите на пейзаж за этой дверью.
Заглянув в приоткрытую Аргоном-кун дверь, она закричала:
— Ой как противно! — И тут же с грохотом захлопнув ее, сердито посмотрела на Аргона-кун. — Может быть, эта дверь... — она показала пальцем на настоящую дверь, завешенную одеялом, — она, должно быть, другая.
— Не прикасайтесь к ней! Ее нельзя трогать. Прежний мир заставит исчезнуть всё. И эту еду, и стол, и кровать, и даже вас. Вы Ева нового Мира. Мы должны стать отцом и матерью этого нового Мира.
— Ой как противно! Я решительная сторонница ограничения рождаемости. Рожать так обременительно! К тому же, никуда я не исчезну.
— Исчезнете, конечно.
— Нет, не исчезну. О себе лучше всех знаю я сама. Я есть я. Что за странный человек, исчезну, говорит.
— Моя Ева, ты еще ничего не знаешь. Если мы не перестроим Мир, нас ждет голод.
— О-о, я вижу, вы перешли со мной на ты, это невежливо. Значит, я буду голодать? Меня это пугает. Мое тело стоит дорого.
— Да нет, твое тело стоит не больше, чем мой мелок. Если мы не завоюем Мира, твое существование станет пустой фантазией. Ничем.
— Тарабарщина какая-то. Хватит болтать. Отдайте побыстрей мое платье. Я ухожу. Мое пребывание здесь во всех отношениях странно. И делать мне здесь нечего. Вы ловкач, ничего не скажешь. Побыстрей. Менеджер ждет меня не дождется. Иногда я все же буду приходить к вам, чтобы становиться Евой. Если, конечно, вы будете давать мне с помощью мелка то, что я захочу.
— Нельзя! Не делай этого.
Пораженная неожиданно резким тоном Аргона-кун, Ева посмотрела на него. Неотрывно глядя друг на друга, они молчали. Через некоторое время Ева сказала мягко:
— Хорошо, я могу остаться здесь навсегда. Но при одном условии, и я хочу, чтобы вы выслушали его, хорошо?
— Какое условие? Если ты в самом деле собираешься остаться здесь навсегда, я готов выслушать, что ты хочешь.
— Я хочу получить половину мелка.
— Он тебе ни к чему. Ты, наверное, и рисовать не умеешь. Для чего он тебе тогда?
— Нет, я умею рисовать. Была раньше дизайнером. Я решительно выступаю за равноправие женщин.
На какой-то миг Аргон-кун задумчиво склонил голову, потом выпрямился и сказал вполне откровенно:
— Хорошо. Я тебе доверяю.
Он аккуратно переломил мелок пополам и половину отдал Еве. Взяв его, она тут же подошла к стене и начала что-то рисовать.
Пистолет.
— Прекрати. Что ты собираешься с ним делать?
— Смерть... создаю смерть. При создании Мира важны противоположности.
— Этого делать нельзя. Иначе конец всему. Прекрати! Это самая ненужная вещь.
Но было уже поздно. Рука Евы сжимала маленький пистолет. Она подняла его и навела прямо в грудь Аргона-кун.
— Двинетесь — выстрелю. Глупый Адам, разве вы не знаете, что клятва — начало обмана? Вы сами заставили меня пойти на ложь.
— Что еще ты собираешься рисовать?!
— Молоток, чтобы сломать дверь.
— Нельзя!
— Двинешься — выстрелю.
Аргон-кун подскочил к Еве, и тут же раздался выстрел. Он прижал руки к груди, колени подогнулись, и он повалился на кровать. Странно, но крови не было.
— О, глупый Адам.
Ева засмеялась. Потом, взмахнув молотком, ударила по двери.
Снаружи проник свет. Не особенно яркий, но настоящий свет. Свет, источаемый солнцем. Фигура Евы в мгновение ока растаяла как туман. Исчезли и стол, и кровать, и французская еда. Все, что было в комнате, за исключением Аргона-кун, валявшейся на полу поваренной книги и стула, вернулось на картину, нарисованную на стене.
Аргон-кун встал, покачиваясь. Рана на груди затянулась. Однако что-то еще более сильное, чем сама смерть, влечет, понуждает его. Стена. Его зовет стена. Тело человека, который в течение четырех недель ел лишь то, что было нарисовано на стене, возвращается на нее фрагментом картины. Сопротивление невозможно. Аргон-кун, пошатываясь, направился к стене. И она поглотила его, словно уложив на Еву.