Но, откровенно говоря, боевые качества клинка юного Гришку волновали мало. На войну он не собирался, а что до дуэльных поединков, о коих Григорий был в деталях наслышан от заморских послов, так тут вам царская Москва, а не рыцарская Европа. За одну лишь попытку дуэли по положению Иоанна Васильевича на Руси полагалось обоих участников казнить, а свидетелей и помощников («секундов» на европский манер), а также всех «ведавших о злом поединочном умысле, но не донесших» — сечь кнутами, лишать имения и подвергать ссылке.
Дворянство — оно на то тебе дворянство и дано: пока тебя мужик в жалованном тебе Государем на время службы наделе али поместье кормит, пока спину гнет, ты мог себя всего службе государевой посвятить. Редко когда — при дворе или в приказе, а то обычно — на войне. Там и голову сложишь за Царя, коли помереть тебе неймется, зато с честью и пользой. А просто так друг в друга саблей тыкать, из гонора, али из обиды, как во франциях каких — забудь навсегда. Ибо ты — дворянин служилый, и жизнь твоя не тебе принадлежит, а Государю. И не волен ты ей распоряжаться произвольно, тем паче по дури какой лишать жизни другого честного человека. Такова была простая логика царского повеления, и, надо признать, Григорий почитал ее обидной и прямо-таки попирающей его гордость. Но указ — есть указ, и посему дуэлей в Москве как-то особо не водилось. Так что длинная и тяжелая дуэльная шпага была Колдыреву совершенно ни к чему. «Парадка» — вот в самый раз. И вообще, не привычная стрелецкая сабля, а именно шпага, это казалось ему, как-то более, что ли, по-европейски. А на вопросы приятелей отвечал, что она просто весом легче — таскать за собой в Приказ удобнее.
Иногда Гриша наведывался к отцу, однако в сам Смоленск обычно даже не заезжал: там Дмитрий Станиславович бывал вечно занят на строительстве крепости, толком и не поговоришь. Зато в редкие дни наездов в деревню воевода отдыхал. Он заранее писал сыну, что собирается выгадать вольную недельку и называл время, чтобы Григорий выпросился со службы. Сын с отцом разъезжали верхом по округе, охотились, удили рыбу в Днепре, а вечерами подолгу разговаривали, попивая квасок, который лучше всех в деревне готовила колдыревская стряпуха, веснушчатая толстушка с потешным именем Петушка. Выговаривать полностью ее настоящее имя — Перпетуя — отставной воевода считал излишней роскошью.
Воевода с упоением рассказывал сыну о временах своей молодости, о великом государе Иоанне Васильевиче, о своем бесстрашном друге Малюте. И в воображении юноши возникали былые грозные и волнующие события, а вместе с ними являлась и зависть: надо же, сколько невероятных приключений было в судьбе отца, в какое великое время он жил!
— Даст Господь, будет еще Русь-матушка сильной державой! — твердил Дмитрий Станиславович. — Не сожрут ее ни ляхи, ни крымские нехристи, ни прочая нечисть. Верю, будет еще кому продолжать славные дела Иоанна Васильевича.
— Так разве царь Борис не славно их продолжает? — удивлялся Гришка.
Отец в ответ лишь пожимал плечами.
— Как тебе сказать… Хороший он государь, умный… но вот воли твердой в нем не чаю. Знаешь, закалки такой, чтоб душа как сабля хорошая была — пополам согнешь, а не поломаешь. А еще, мне кажется, случись что: смута какая-то — так не хватит у государя решимости выжечь эту скверну каленым железом.
— Но не опричнину же вновь заводить? — таращил глаза Гришка. Живя в Москве, он уж наслушался страшных баек про свирепость опричников.
— Скверна — она скверна и есть. Ее мягкой рукой не изничтожишь… А вот то, что государь наш Смоленскую крепость строит, наружу смотрит, на расширение страны, а не на замыкание ее внутри себя — это дело. Это правильно и полезно.
Григорий удивленно поднял брови: при чем тут крепость — и расширение? И отец спросил с хитринкой:
— Как еще Смоленск называют, ведаешь?
— Ключ-Город, — моментально вспомнил Колдырев-сын.
— Правильно. А почему так?
— Ну… Запирает потому что на ключ Россию от вторжения извне, охраняет…
— А вот и нет, — довольно рассмеялся отец. — Не закрывает, Гриша, а наоборот: открывает Россию наружу. Для дальнейшего собирания земель русских воедино, и в Малой России, и в Белой, и в Красной… Потому и строится крепость эта, нужна она нам, Григорий, самая большая, самая сильная и неприступная, с самым большим запасом пороха — и даже с…