— Конечно, помощи от меня вам было… — Колдырев перевел дыхание, «как от козла молока», — добавил он про себя. — Но вы-то как сюда попали, Фриц? Мне казалось, вы студент, учитесь в Кельнском университете…
— Я? Студент?! — поразился Фриц. И горячо воскликнул: — А! Вы, должно быть, решили, что, раз я повздорил с теми напомаженными существами из университета, то я тоже там обучаюсь? Großer Gott! Ничуть не бывало, мой друг, ничуть. Скучная зубрежка и просиживание штанов за старинными фолиантами — это не по мне. Я — воин, черт меня побери, а не какой-то там ученый лоб!
— Но почему же тогда… — начал было Григорий.
— Сам не понимаю, с какой стати эти «патриции» вдруг ко мне привязались! — сердитым голосом перебил его Фриц, чем заставил коня под собой недовольно фыркнуть. — Я преспокойно шел себе по улице, а эти как налетели ни с того ни с сего, окружили — и давай задирать…
«Странно, — отчего-то вспомнилось Колдыреву, — а я ведь явственно слышал и про то, что-де не место солдафону в рядах студентов…»
Но Фриц улыбался так открыто и так искренне, что всякие подозрения мигом вылетели из головы Григория. В конце концов, разве рыжеволосый немец не спас его только что? Какие могут быть сомнения в его честности?!
Фриц пригладил усы и сказал, глядя в сторону; голос его теперь звучал печально:
— А вот потом начались совершенно непонятные мне события, и я вынужден был уехать… Обидно, конечно. Однако могло закончиться и хуже!..
Он тряхнул головой и неожиданно сменил тему, как будто разговор этот вошел в область, крайне для него щекотливую:
— Послушайте, а вам бы переодеться, друг мой: поглядите-ка — у вас воротник висит, камзол разорван. Вот эти дырки — явно не от сабель, крови нет, видимо эти нетрезвые храбрецы просто цеплялись за вашу одежду, чтобы не упасть… Заметили, как я у одного удальца из одного уха было сделал полтора ха-ха! Мой любимый приемчик! Ущерба здоровью, считай, никакого, а страху у противника — жуть, крови — фонтан, смотрю и на вас вылилось полведра…
Колдырев оглядел себя, насколько это позволял тусклый свет луны, и вынужден был признать:
— Да, видок, конечно… Черт побери, у меня же к седлу был приторочен мешок со сменой платья… Куда он подевался? Может, украли, пока я сидел в том прекрасном заведении?
— Нет, Григорий, все проще! — засмеялся немец. — Это же не ваша лошадь! Смотрите-ка: определенно польская военная сбруя.
— Вот черт, прости Господи!.. — ахнул Колдырев, хлопнув себя по лбу. — Ну и разошелся же я, коль впопыхах сел на чужую лошадь… Ха! А до чего же, однако, оказывается, послушные лошадки у польских панцирников. Видать, кобылка решила, что я и есть хозяин, просто надрался до невменяемости и веду себя по-другому… Но что же теперь делать?
— И я ничего не могу вам предложить, — вздохнул Фриц. — Все мое на мне.
Он хотел еще что-то добавить, но вдруг насторожился.
— Что такое? — не понял Григорий.
— Погодите… Мне показалось, будто неподалеку проскакал верховой. И остановился.
— Ну и что в том? — не понял Колдырев. — Ведь это город. Мало ли людей разъезжают здесь верхом? Если бы за нами погнались, мы бы услышали не одного всадника.
— Как знать? — лицо Фрица под зигзагообразным козырьком шлема становилось все более напряженным. — Как раз будь их несколько, я решил бы, что это — разъезд караула. А так… О, дьявол!
В конце темной улочки из-за каменного забора выступил человек. Вероятно, он только что спешился… И сделал это с единственной целью: чтобы вернее прицелиться.
— Сдохни, собака! — крикнул незнакомец, спуская курок.
Немец успел схватить Григория за рукав и что есть силы дернуть к себе. Пуля вжикнула над головой Колдырева. В тот же миг, громко выругавшись, Фриц пустил коня прямо на стрелка. Тот целился теперь в него — из второго пистоля.
— Ну, ты сам напросился, — сказал немец и взмахнул рукой.
В воздухе сверкнуло короткое лезвие — убийца не успел даже вскрикнуть. Но второй выстрел все же грохнул — пуля, ударившись о булыжник брусчатки, с визгом ушла в небо.
— А ведь это был наш с вами приятель! — проговорил Фриц, спешившись и не без усилия переворачивая упавшего.
— Какой еще приятель?
Колдырев подошел. Перед ним лежал усатый десятник из веселого дома; в остекленевших глазах блестели две маленькие луны. С левой стороны его груди Григорий приметил роговую рукоять, украшенную серебром и слоновой костью. Фриц взялся за нее и рывком вытащил кинжал из тела. Клинок был хорош: узкий, обоюдоострый, с тонким кровостоком.[30]
30