— Да, ясновельможный пан. Почти ночью. Уже луна взошла, — ответил Григорий и мысленно вознес хвалу Господу: не догадайся он вчера разорвать верительную грамоту из Приказа, сейчас им было бы не отвертеться.
— Ага! А когда ехали окраиной, не слыхали ли выстрелов?
Вот оно! Так и есть… Дело именно в том самом поляке! Но неужто же из-за одного пьяного десятника послали в погоню целый отряд?..
Письмо! Дело в этом злополучном письме, которое Фриц, надо думать, все же выкинул.
— Какие-то выстрелы мы точно слыхали. Похоже, из пистолетов. А потом вскоре нас обогнали два… нет, три всадника.
— Как они выглядели? — быстро спросил пан.
— Я не разобрал, пан. Было очень темно. Они свернули на другую дорогу.
— Дьявол! — вырвалось у командира. — Неужели ушли… Послушай, немец, вчера вечером на окраине Орши убили и ограбили польского офицера. Мне было поручено встретить гонца и проводить… куда надо. Кто убийцы, сколько их было — нам пока не ведомо. Возможно, кто-то ранен: наш товарищ храбро защищался. Если хорошенько вспомните этих людей, какие они с виду, получите по злотому.
— С… срочно вс… вспоминай! — завопил Фриц, едва не поперхнувшись шнапсом. — Я п… видел этих троих только сзади. В черных плащах они были. Все трое. И с наброшенными капюшонами.
— Клянусь Пресвятой Девой, ничего не помню! — сокрушенно воскликнул Григорий.
— Значит, трое… Ну, хоть что-то, — сморщившись, фыркнул поляк, порылся в своем кошеле и сунул прохладные кружочки в жадно подставленную ладонь Фрица.
— Но пан! Здесь не золотой, а крейцер! — возмутился немец.
— За то, что тебе, пьяная твоя башка, удалось рассмотреть плащи и капюшоны, и того много! — офицер развернулся и, звякнув кирасой, шагнул к двери: — За мной, солдаты!
— А выпить с нами! — рванулся за ними Фриц и так неудачно, что опять едва не упал и вновь повис на шее у того же здоровенного кирасира.
— Да чтоб ты лопнул от своего пойла! — рявкнул тот, отталкивая немца. — Я тебе не девка пани Агнешки, чтоб ты меня лапал!
Когда за окном смолк стук копыт, друзья, не говоря ни слова, пожали друг другу руки.
— Ну, и лихо же у тебя получилось изобразить пьяного! — наконец обрел дар речи Колдырев. — Точно ли ты военный? А не комедиант?
Фриц расхохотался.
— Это у меня давний прием. Я, бывало, так на свидания с Лоттхен ходил. Девушке, в Кельне. Встречались в саду за их домом. Я посвататься хотел, а тут эта история с содомитом и мой смертный приговор…
Воспоминание о своей невольной вине перед Фрицем заставило Григория отвернуться. Сказать, не сказать? «Да нет, — успокоил он свою совесть, — сейчас не ко времени…»
— А почему ты пьяным-то прикидывался, когда к этой своей Лоттхен ходил?
— Да потому, — ответил Майер, — что идти к саду надо было мимо их окон. А у нее ужасно строгий отец! Вот я уловку и придумал: пьяного-то кто заподозрит, что он идет к юной фройляйн? Хочешь?
Он протянул Григорию бутылку.
— Хочу. И выпьем за то, что ты так удачно сообразил выкинуть тот свиток, что был в сумке покойника.
— А я его и не выкидывал. — Фриц сделал большой глоток и протянул бутылку товарищу.
— Как?
— Вот оно, письмо.
Немец сунул руку за ворот рубахи и вытащил пресловутый свиток. От изумления Григорий чуть не выронил бутылку, которую как раз подносил ко рту.
— Как это?! Они же нас обыскивали!
— А вот так. Когда обыскивали, письма при мне и не было, — довольный Майер снова засмеялся, сияя своими великолепными зубами. — Свиток я вынул вместе с патентом, а потом… Помнишь, я два раза упал на верзилу, что стоял возле самой двери? Ну так вот, в первый раз сунул в его сумку свиток, а во второй раз вытащил и спрятал под рубахой.
Колдырев смотрел на товарища с настоящим восхищением.
— Вот так штука! Ловко! А я ничего не заметил.
— Главное — они не заметили! — подмигнул Фриц. — Не знаю уж, какой из меня комедиант, а воришкой я был бы просто отменным. Знал бы ты, сколько раз я подшучивал над приятелями! Чего только им не подсовывал — от любовных записок до вызова на поединок! В казарме бывает скучно, а это казалось мне смешным. Давай-ка зажжем свечу да прочитаем это проклятое письмо. Слишком дорого оно нам стоило, чтобы просто выбросить. Только читай ты: если я еще кое-как могу сказать десяток фраз по-польски, то с их грамотой у меня совсем никак.
Григорий развернул свиток.
«Милостивый государь! — гласило письмо. — Все еще с надеждою и нетерпением ждем обещанного Вами плана подземелий крепости С., коий Вы обещали выслать пятого дня. Цена Вашей услуги остается прежней.