– Тут у нас сотрудница сдает однокомнатную за пятнадцать тысяч в месяц, я с ней переговорю, – пообещал Александр.
Они вышли из кабинета в приемную.
– Познакомься, это твоя первая помощница – Марина Мальто. Марина – это наш новый пресс-секретарь, – отрекомендовал Александр.
Марина взглянула на Алика, как на платяной шкаф, задержала на нем взгляд ровно настолько, чтобы начальник понял, что услышан, и снова обратила взгляд к монитору. Взгляд Алика ушел за спину Мальто, где в просторном окне суетилась Москва.
– Все, быстрее за костюмом, – подтолкнул Александр…
***
Квартира
«Лазая по дереву, не садитесь на гнилой сук»
Старая просторная однокомнатная квартира, которую Алик снял в Москве, находилась в полутора часах езды на общественном транспорте от его новой работы, что в сравнении с десятиминутной прогулкой до телерадиокомпании маленького нефтяного города, было адом. Отрывной календарь застыл на вторнике полуторалетней давности. Старинные, в корпусе из лакированного дерева, часы с маятником, заметным через застекленное овальное декоративное окошечко, остановились непонятно в каком году и показывали 7.45. Вся обстановка свидетельствовала, что здесь жил старый человек и жил до смерти.
Алик улегся на разбитую пружинную кровать и вскоре уснул. Снилась ему всякая всячина, пока сон не перешел в явь. Он увидел комнату, в которой спал, прямо сквозь закрытые веки. Он лежал в кровати, а за пальцы стопы, свесившейся с узкого ложа кровати, его хватал когтями кот, самый настоящий кот, которого в нормальной реальности в этой квартире не водилось. Это Алик сообразил даже во сне.
Он втянул ногу под одеяло, боясь открыть глаза, тогда кот принялся драть одеяло и потащил его вниз. Алик перевернулся, надеясь уснуть, но тут услышал шаркающую семенящую походку. Кто-то прошел на кухню, цокая твердыми подошвами тапочек по паркетному полу.
«Хозяйка пришла», – осознавая глупость данной мысли сообразил Алик и открыл глаза. В коридоре горел свет и осторожно вливался в комнату. Никого – как и должно быть. Алик закрыл глаза и сразу провалился в дремоту…
Шаги прозвучали совсем рядом.
– Опять шерсть кругом валяется, – раздался совсем не страшный старушечий голос. Алик опять открыл глаза – никого. В коридоре не было света.
«Лампочка перегорела», – подумал Алик. Он закрыл глаза и тут же открыл – лампочка в коридоре горела как обычно.
«Что за ерунда», – подумал Алик и опять закрыл глаза, собираясь заснуть.
– Алик, пора вставать, – почти ласково, но в то же время повелительно, прозвучал старушечий голос, и Алик почувствовал, что старушка так сказала не из-за того, что ему пора на работу, времени оставалось еще примерно час до крика будильника, – а потому, что ей самой захотелось прилечь…
На следующий день Алик зашел в церковь, замеченную им у метро ВДНХ, набрал освященной воды и расплескал ее по комнате. Больше кот и старушка его не беспокоили…
***
…Воспоминания покинули Алика, когда самолет генерального штаба пошел на посадку, и тут он вновь осознал силу денег и компании, в которую пришел работать.
Никакого трапа и ожидания – лестницу выбросили прямо из открытого люка самолета, и сразу – в автобус.
В маленьком металлургическом городе их встречали с почетом, как в маленьком нефтяном городе встречали высоких гостей, вроде московских литераторов и генералов нефтяных компаний, но впервые Алик был по другую сторону.
Посещение местной церкви, восстановление которой профинансировала металлургическая компания, бесплатный обед в столовой администрации маленького металлургического города по специальному меню, открытие памятного знака…
Президент металлургической компании и сопровождающие его лица, приехавшие из Москвы, включая Александра, выстроились перед только что открытой бронзовой фигурой кузнеца, работающего у наковальни, сняли перед ней шапки на более чем двадцатиградусном морозе с ветерком и произносили речи.
– Мы не только помним свои корни, но чтим прошлое и традиции, – говорил Президент компании. – Наша социальная политика направлена на то, чтобы у заводчан были все возможности жить достойно…
Алик уже слышал и видел подобное в маленьком нефтяном городе. Он, приехавший на зимний юг с Крайнего Севера, встал поодаль, не снимая шапку-ушанку, чтобы, во-первых, не простудиться, во-вторых, не портить картину обнаженных чиновничьих голов, а в-третьих, не опускаться до идиотского уровня.
Бронзовый идол не был иконой, дело происходило не в церкви, а на улице в самый отъявленный для средней полосы России мороз. Жестом уважения к бронзовому идолу чиновники очеловечивали его, и это единение прагматиков денег в создании дешевой религии укрепляло их власть, как власть шаманов над идолопоклонниками.