С этими словами барон поднялся со своего места и подошёл к узкой вертикальной бойнице, указывая на неё протянутой рукой. Линд подошёл следом.
— Видишь? — спросил командующий, указывая куда-то вдаль. — Вот за теми холмами их позиция, это установили точно.
Ночной пейзаж, раскинувшийся перед взором Линда, не давал особенно чёткой картины. Правда, для юного мага этого и не требовалась. Пейзаж поля боя он заучил до мельчайших подробностей во время долгого бдения на крепостных стенах.
Вдалеке действительно маячили небольшие холмы, за которыми заревом военного лагеря пылали имперские позиции. Движение не затихало ни на секунду. Даже отсюда, с достаточно приличного расстояния, можно было отчётливо различить разного рода копошения. Вот отправился куда-то в темноту кавалерийский разъезд из трёх всадников. Вот скрипнула телега, подвозя камни, которые через несколько минут полетят в сторону города. Вот кто-то промаршировал, кто-то взмахнул руками…
Но над всем этим военным великолепием, завораживающим не столько своей красотой и утончённостью, сколько грубым напором и стихийной силой, возвышались конструкции, которые даже самый последний дурак ни за что не смог бы проассоциировать со стихией и природой. Гигантских размеров требушеты, высотой почти с крепостную башню, порождения человеческого гения, разрушительными монументами вздымались над лагерем имперцев, олицетворяя собой всю грандиозную несокрушимость завоевателя.
Они действительно поражали. Все три штуки.
— Понимаешь, о чём я говорю? — спросил барон. — Это не требушеты, это натуральные горы. Я до сих пор не понимаю, как имперцам удалось протащить их через Вороний перевал. Пусть даже и в разобранном виде. Это не работа для обычных солдат, Линд, пусть они будут хоть трижды диверсантами. Эти твари стоят прямо посреди лагеря имперцев, любой отряд, будь он хоть сборищем невидимок, будет разорван в клочья прежде, чем успеет хотя бы приблизиться к одному из них. Уж не говоря о том, чтобы поднести факел и подпалить орудия. Нет, Линд, это как раз задача для вас, как бы мне не хотелось этого признавать. Налететь, прорваться через часовых, как нож сквозь масло, сжечь требушеты разом, не размениваясь на такие мелочи как масло, открытый огонь и прочие глупости. Просто уничтожить всё одним махом, как Пьер ту башню, и так же неожиданно уйти, не дав имперцам очухаться. Только тогда у нас есть хоть какой-то шанс.
— И успех или неудачу этого единственного шанса вы решили возложить на нас, правильно? — ехидно уточнил Линд.
— Ничего весёлого в этом нет, — произнёс барон, отходя от окна и поворачиваясь к магу спиной. Командующий вновь жадно затягиваясь дымом из трубки, не обращая внимание на слегка обиженный взгляд Пьера. — Совсем нет. И не на одних вас. С вами пойдут ещё мои люди. Немного, человек десять, не больше, крупную группу неизбежно засекут ещё на подходе. Но они лучшие, Линд. Собаку съели на подобных делах, настоящие висельники.
— Десяток солдат и наша четвёрка. Против всего имперского лагеря. И выбора, как я понимаю, у нас нет? — спросил сын герцога.
Барон неожиданно повернулся к нему, скрипнув каблуками.
— Я бы не хотел тебе приказывать, Линд, — обратился к магу командующий, с какой-то совершенно несвойственной ему печалью в голосе. — Очень не хотел бы. Но если придётся — не буду раздумывать. Помнишь, о чём мы говорил в моём кабинете?
— Помню, — отрывисто кивнул Линд. — Даже если бы я очень хотел забыть — не смог бы. Мы готовы, барон. У нас время на отдых?
— Нет, — отрезал командующий. — Могу дать максимум час на подготовку, пока я собираю людей. Не более. Обстрел крепчает с каждой минутой и промедления мы себе позволить не можем. Возьмите с собой те мечи, которые я вам выдал, запаситесь вином. Помолитесь, кто как умеет. Через час жду вас здесь. Всё понятно?
— Так точно, ваше благородие, — формально ответил Линд, словно очерчивая какую-то невидимую черту между командующим и своим отрядом. — Явиться через час.
— Линд… — устало начала было барон, однако осёкся на полуслове и, устало махнув рукой, вновь опустился на своё место. — Kадно. Не важно. Идите.
Четверо магов один за другим покидали комнату, устало передвигая ноги и не глядя на барона, уткнувшегося локтями всё в тот же дурацкий стол. Но сейчас старый вояка был этому несказанно рад.
По крайней мере никто из молодых магов не увидел его обнажённые, сжатые до боли в отчаянном оскале зубы.
***
Подошвы Линда глухо стукнулись о камень стены.
С силой сжав толстый канат плотно связанной верёвки, юный маг с шумом выдохнул сквозь сжатые зубы. Где-то там, наверху, он прекрасно знал это, с волнением глядит вниз Марта, переступая с ноги на ногу и никак не находя себе места от волнения. И пусть ночная мгла и искривлённые грубые зубцы стены скрывали от него происходящее, картина чётко стояла перед глазами. Юный маг знал, что Марта волнуется, знал, что нервно теребит пальцами чуть оторванный уголок кармашка на её мантии, знал, потому что на её месте поступал бы точно так же.
Но, в конце концов, именно он командир. Именно его распроклятый барон назначил ответственным за всю их группу. И потому Линд, к своему невероятному облегчению, был избавлен от непереносимых мук ожидания, первым из всей четвёрки спускаясь по крепостной стене.
Метр за метром он преодолевал расстояние, отделяющее его от нарисованной грубым мазком одного из Богов, примятой травы, растущей у основания стены. Короткими прыжками, как показал ему один из людей барона, крепко хватаясь за канат и бесконечно матерясь, Линд опускался всё ниже и ниже, молясь про себя, чтобы верёвка, обмотанная вокруг одного из зубцов, вдруг неожиданно не порвалась с печальным треском.
В конце концов, расстояние всё ещё оставалось приличным.
Люди барона, все как один с бородатыми и неприметными лицами, уже ждали его внизу, без движения замерев полукругом. Их чёрные плащи замечательно маскировали солдат на фоне пасторального и равнинного пейзажа вокруг города, и магу приходилось сильно напрягать зрение, чтобы разглядеть хоть сколько-нибудь смутные силуэты. Линд очень надеялся, что и его плащ, брат-близнец солдатских, сработает так же хорошо, скрыв мага от ненужных глаз.
Колени Линда слегка подрагивали.
Страха, кроме моментального, относящегося лишь к этому проклятому спуску и врезающейся в ладони верёвке, не было. Что казалось Линду, абсолютно уверенному в том, что идёт и ведёт свою группу на верную гибель, странным. В голове, к которой маг старательно прислушивался в эту краткую минуту покоя, растягиваемую физическими нагрузками, не было абсолютно ничего. Лишь какие-то немыслимые волны спокойствия, отчётливо отдающие солью морского прилива, медленно перетекали внутри черепной коробки, не оставляя место ни злости, ни страху.
На один краткий миг этого нового для себя чувства, Линд вдруг почувствовал отчётливое душевное родство с теми грубыми солдафонами, что ожидали его внизу. Они так же спокойно приняли приказ командующего, так что уверенно показали нервным магам принцип спуска со стены, и без лишнего волнения ждали их сейчас у основания, равнодушно зыркая по сторонам в поисках врагов. Они не спорили, в отличии от сына герцога, не закатывали барону истерик, и не рвали той связи, что неожиданно протянулась между матёрым воякой и желторотыми юнцами. Он просто делали своё дело. Наверняка всё с теми же чёрными волнами спокойствия в головах.
Линд и сам не до конца понимал, почему именно он так разъярился на барона. Юный маг и сам осознавал, что этот приказ надо выполнить. Разрушительный обстрел нужно было прекратить любой ценой, и Линд бы без ропота отдал собственную жизнь, лишь бы увидеть, как горят проклятые требушеты, но…
Но был и скандал, и демонстративное пренебрежение теми хрупкими доверительными отношениями, что удалось им с бароном выстроить между собой. Почему так? Зачем это нужно было, если нет ни страха, ни гнева, ни злости? Зачем, если Линд с его играющей в жилах голубой кровью, безропотно был согласен на собственное самопожертвование, на собственную гибель?