Линд усмехнулся, в очередной раз отталкиваясь от не до конца остывшего за весь жаркий летний день крепостного камня.
Наверное, потому что сейчас, хватаясь за тонкую нить не внушающей доверия верёвки и колыхаясь из стороны в сторону на ночном ветру, он говорил только за себя? Он не мог знать, что сейчас творилось в головах у его товарищей. Мыслили ли они точно так же, как и он сам или жаждали как можно быстрее сбежать из осаждённого города, сверкая пятками? Может быть, им давным-давно осточертела вся эта война и весь этот выматывающий ежедневный труд, сжатые в единственное пульсирующее желание жить. Хотя бы ещё один день, ещё один час, ещё одну секунду. Но жить.
И Линд вдруг с удивлением понял, что именно из-за этого и не может подвести всех разом под плаху, на которую сам бы с радостью положил голову.
Дело было даже не в сословных различиях, отдаливших бы четвёрку магов друг от друга в любое другое время, нет. Линд самолично пересёк эту кровную черту, цепко держа Марту за руку все эти долгие недели. Дело было в ответственности, которую вдруг чётко и ясно сам для себя осознал Линд. Ответственности за всех, за их жизни и здоровье, которыми так легко («А легко ли?» — молнией пронеслось в мыслях герцогского сына) готов был пожертвовать барон ради успеха общего дела.
Ясное понимание новой действительности, оказавшейся для мага полной неожиданностью, раскалённым гвоздём пробило череп. Он только сейчас осознал, как крепко сросся с ролью командира, так неожиданно свалившейся на него в роковую ночь казни Луизы.
Линд стиснул зубы, ощущая наконец под ногами мягкую податливую землю. В последние дни он почти не вспоминал образ молодой девушки с грязным зарёванным лицом, болтающейся в петле на городской площади. В любое другое время эта жуткая картина наверняка бесконечно мучила бы его в ночных кошмарах, но во время осады у него не было сил задумываться о прошлых смертях. Их и так хватало ежедневно. Но сейчас, видение вдруг промелькнуло перед глазами своей посиневшей шеей и тошнотворно вываленным языком.
И где-то на краю слуха раздался грубый гогот чем-то рассмешённого Холька.
Больше никто не умрёт. Никто и ни за что. В этом Линд готов был поклясться всем святым, что у него было в жизни.
Кроме, наверное, размытого девичьего силуэта, вступавшего на зубец крепостной стены на фоне бледного лунного света.
Линд, уверившись, что спуск проходит нормально, обернулся и зашагал по направлению к ожидавшим его бойцам.
Больше никто не умрёт…
***
Ведущий боец сделал быстрый жест, подняв к плечу сжатый кулак и безмолвным приказом указывая на опасность.
Вся группа немедленно упала плашмя, растянувшись на уже начавшей подмерзать земле и накинув на головы капюшоны. В отличие от тренированных солдат барона, маги с эти последним, но очень важным жестом слегка замешкались.
Плащи, которыми их предусмотрительно снабдил барон, были настоящим чудом. Мало того, что они как можно плотнее облегали силуэт, защищая в том числе и от нередких прикосновений влажного ночного ветра, так ещё и сама ткань была сделана таким образом, что просвечивала изнутри, давая хороший обзор даже с накинутым капюшоном.
И поэтому весь отряд прекрасно видел двоих часовых, появившихся на пригорке.
Имперские солдаты, судя по всему, не слишком ответственно относились к своей службе. По всем правилам им предлагалось идти на расстоянии двух вытянутых рук друг от друга, чтобы исключить возможность одновременной ликвидации каждого из бойцов. Однако эта парочка и не думала соблюдать устав. Тащились они почти вплотную, то и дело прикладываясь к общей бутылке. Что конкретно там плескалось, никто понять не мог, но судя по удушливому сивушному запаху — явно не вино.
— Расслабились, — шёпотом констатировал сержант барона, наблюдая за тем, как двоица вновь скрывается за холмом, — даже обход до конца не закончили.
— Ну конечно, — поддакнул другой солдат. — Они тут почти месяц стоят, а мы ни одной вылазки до их пор не сделали. Как виконт с началом блокады в город зашёл, так их никто больше и не беспокоит.
— А я так думаю, — добавил третий, — баба с возу — кобыле легче.
— Ша, — грубо оборвал готовящуюся разгореться дискуссию всё тот же сержант. — Хорош пи… — но обернувшись на лежащую где-то позади Марту, осёкся, — трындеть. Пошли мешки ворочать.
Солдаты довольно забурчали. И именно по этому неразборчивому гомону становилось ясно, что они действительно профессионалы.
Стать мастером не трудно. Важно лишь любить свою работу.
— Так, — обратился к магам командир отряда. — Слушайте сюда. За холмом уже имперцы, прямо их непосредственный лагерь, в восточной части которого, то есть с нашей стороны, и находятся требушеты. Стоит объяснять, что их там кишмя кишит?.. Вот и славно. Значит, план такой: мы идём вперёд, снимаем часовых, а вы лежите здесь как мышки, ждёте нашей команды. После этого бегом, как можно ниже прижимаясь к земле, пересекаете холм. У нас будет, судя по всему, минуты две до того момента, как пропажу этих пьянчуг заметит очередной патруль. Если сильно повезёт, то мы за это время как раз успеем добраться до первого орудия.
— А если нет? — спросил Линд.
Солдат развёл руками.
— Тогда нам придётся прорываться с боем, — равнодушно ответил он. — Если поймёте, что дело совсем швах, на нас даже не смотрите, бегите к орудиям и жгите всем, чем только можете. В любом случае, имперцы не дураки и моментально заметят огромное кострище посреди их лагеря. Так что сражение начнётся почти одновременно с тем, как вы метнёте первое заклинание.
— А отходить как будем? — не отставал от бойца Линд.
— В полном беспорядке, — криво ухмыльнулся солдат. — Главное — это сжечь требушеты, все помнят? Про отход барон ничего не говорил.
Губы сына герцога сжались в тонкую ниточку. Он с отвратительным ощущением скользнул верхним рядом зубов по нижнему, скривившись от омерзения.
«Про отход барон ничего не говорил…». Именно этого Линд и боялся.
— Но вообще, расслабьтесь, крольчата, — слегка успокаивающим тоном продолжил сержант. — Что-нибудь да придумаем. Нам главное ведь чутка к стенам подойти, а там лучники нас прикроют. Так что все шансы выбраться живыми у нас есть. Особенно, если кто-то из вас, умников, догадается подпалить вражинам конюшни.
При этих словах боец хитро подмигнул.
Но смутный, едва уловимый в предрассветной тьма жест, не сильно успокоил Линда. Он прекрасно понимал, что слова сержанта не более чем похвальба, зеркальное отражение типичного мандража перед боем. А может — лишь жалкая попытка вдохнуть спокойствие в робеющих магов.
И судя по тремору рук, который отчаянно пытался скрыть сын герцога, попытка эта потерпела полный провал.
— Ну, — перевал затянувшуюся тишину командир отряда, — начали. Пошли, мужики.
Весь десяток баронских солдат будто только и этого ждал. Чёрные силуэты, прижимая тела к земле, быстро и безмолвно поползли вверх по склону, не обращая внимание ни на острые камни, легко проникающие сквозь ткань плащей и пребольно впивающиеся в локти, ни на приличный склон, который по идее должен был свести на нет всякую попытку передвигаться ползком.
Линд же, неуклюже повернув голову и не меняя положения, краем глаза оглядел свой отряд. В последнее время они были какими-то совсем пришибленными и молчаливыми. Не то что было много поводов для радости или ставших уже привычными едких пререканий, но тишина всё равно угнетала. И, как казалось Линду, не только его одного.
— Ребята, вы как? — спросил он полушёпотом, лёжа на животе и глядя куда-то вбок.
— Нормально, — послышался тихий и безэмоциональный голос Пьера. — Нормально, командир.
По спине герцогского сына пробежали холодные мурашки. Командир. Не Линд, не ехидное «ваше высочество». Командир.
Юный маг не мог сказать, что подобное обращение ему понравилось. Он был Линдом. Вот тот ехидный шкет — Пьером, а очкарик — Марком. А ещё где-то сзади лежала женщина, которую он взял себе, но которой так и не успел придумать ни одного ласкового прозвище, по-дурацки называя её полным именем.