Возможно, именно это упрямо нежелание и давало магу призрачный шанс одолеть имперца.
— Ну, давай… — злобно прошипел он, вперившись немигающим взглядом в единственный глаз Охотника.
Голова имперца слегка дёрнулась назад, принимая неслышный вызов.
— Dasem… — удовлетворённо произнёс Охотник, делая короткий взмах своим оружием, по виду братом-близнецом рапиры Линда. — istod nelius blesser.[2]
С этими словами имперец неожиданно рванулся вперёд, с невероятной скоростью преодолевая то небольшое расстояние, что разделяло его и Линда.
Рапиры сошлись с отчётливым звоном.
Бой вокруг как будто замедлился. Стали ватными движения имперцев, неумолимо наседающих на баронских солдат. Вяло, едва шевелясь, перебегали из стороны в сторону его товарищи, силясь помочь то здесь, то там, и везде становились больше обузой, чем реальным подспорьем. Невыносимо медленно раскрывал щетинистый рот сержант, раздавая команды своим бойцам. Возможно, это только казалось воспалённому сознанию Линда, полностью поглощённому схваткой. А возможно, обе армии, если их небольшой отряд можно было назвать армией, действительно сбавили темп сражения, увлечённые завораживающим и смертельным танцем двух противоположностей.
Линд и его соперник продолжали плясать в круге огня и стали, полностью поглощённые друг другом. Оба бойца держали соперника на расстоянии, пытаясь нащупать слабые места в обороне кончиками клинков.
Но ещё с самого первого, почти вступительного к кровавой пьесе удара Линд понял, что этот поединок ему не выиграть.
Его соперник был примерно такого телосложения, так же складно и плавно сложен, так же уверенно контролировал свой клинок. Они действительно были очень похожи, сражаясь даже одинаковым оружием. Настолько, насколько могут быть похожи только свет и тень, чёрное и белое, магия и её полное отсутствие. Два конца металлической ржавой подковы тянулись друг к другу, сливались в бешеном и кровавом союзе, не желая уступать.
И всё же, Линд знал, что проиграет.
Охотник был банально лучше. И маг не понимал в чём дело. Возможно, его сбивала усталость, накопленная за долгое время осады. Но ведь и его соперник не сидел без дела? Может быть, всему виной было то гадкое и отвратительное чувство пустоты, разбитым кувшином разливающееся внутри Линда из-за невозможности дотянуться до магической энергии. Но он был уверен, что и его соперник чувствует себя не лучше?
Сопротивляется ли пустота, когда её пытаются заполнить?
Ответ был очевиден. Он расцвел на пропоротом рукаве герцогского сына набухшей раной острого пореза, обдавшего левую руку сперва нестерпимым холодом, а затем точно такой же вспышкой боли.
Линд стиснул зубы.
— Dasem? — презрительно удивился Охотник, отходя на один небольшой шаг и разрывая дистанцию, лишая Линда возможности контратаковать. — Haccend omnium dacem warid bist?[3]
Надбровная дуга мага вспыхнула стыдливым огнём. Он не мог позволить, чтобы эта вошь, непонятно как вылезшая на свет из страшилок для студентов-первогодок, говорила с ним в таком тоне. Ему тотчас же захотелось разорвать эту противную всему его естеству тварь, разрубить её на части, повалить на землю, со всей силы размозжить череп…
За свою неразумную и бешенную атаку, размашистые удары рапирой которой пришлись в пустоту, Линд поплатился ещё одним порезом. В этот раз на ноге.
Позвоночник отозвался на очередную рану едкими и холодными уколами боли. По всему телу мага пробежала дрожь. По инерции, так ни разу и не попав по неуловимому Охотнику, пробежав ещё несколько шагов, Линд остановился и, взвыв от боли, опираясь свободной и кровоточащей ладонью на дрожащее здоровое колено, опасно подставляя врагу спину. По глазам поползла сероватая пелена мертвенного забытья.
— Hacc? — послышался надменный голос Охотника откуда-то сзади. — Excer allus er.[4]
Линд тяжело дышал, пытаясь справиться с гнущей к земле болью, отчётливо слыша медленные и неторопливые шаги приближавшегося для последнего удара Охотника. Все фехтовальные приемы, что юный маг учил в детстве и недолгой юности, оказались бесполезны. Все старания его многочисленных, уважаемых и высокооплачиваемых наставников, на которых не скупился в средствах его отец, пошли прахом. Он не смог победить. В единственном своём настоящем бою, когда не плотная давка пехотного строя, не безнаказанные огненные шары с крепостной стены, а вот так: один на один, лицом к лицу, он проиграл. Проиграл, притом с разгромным счётом. Не нанеся врагу хоть сколько-нибудь ощутимого урона.
Шаги становились всё ближе.
Отчего-то вдруг вспомнился обидный и неожиданный удар барона по его лицу на самом первой их занятии. Рукоять его тяжёлого меча резко вошла прямиком в его подбородок, оправив в недолгий и позорный полёт, окончившись постыдным недоумением и растерянным сидением на пятой точке.
Потом был ещё один удар ногой под дых, абсолютно бессмысленный и болезненный до боли в рёбрах, было насмешливое не избиение даже, просто трёпка, которую беззлобно задают нашкодившему щенку. Были унижения, оскорбления, ругань и мат. Воспоминания проносились где-то на фоне сознания мага, но он уже не обращал на них внимания.
По его уставшему и изломанному болью лицу расползалась кривая и недобрая ухмылка.
Линд вдруг понял, что именно хотел сказать в тот раз. Понял, зачем нужен был тот жесткий, выбивающий весь воздух из лёгких удар сапогом. Осознание прошло сквозь него как молния, разом разогнав все фантомы боли и захватившую весь обзор мертвенную пелену.
Нет правил.
Никаких правил нет и никогда не было. Именно это пытался донести до них до всех барон, бесконечно мучая идиотской физической подготовкой и ненужными занятиями с мечом. Не нужно драться. Не нужно сражаться. И тем более не нужно фехтовать. В поединке, в любом поединке, это следует из самого определения, всегда есть какая-то честь, какие-то условности и грани, которые нельзя пересекать. Но всё это — химеры. Самые натуральные монстры, когтистыми лапами тянущие молодого и глупого бойца к гибели.
Побелевшие губы натянулись до предела, обнажая ряд ровных и пузырящихся слюной зубов. Нет никаких правил. Нет никакой чести, никакой морали. Есть только бой. Между прошлым и будущим — один только бой.
Именно он называется жизнь.
Линд резко выпрямился, одновременно разворачиваясь к своему противнику. Раненная нога отозвалась пульсирующей болью, брызнула горячей кровью, стрельнула в дрожащее колено.
Плевать.
Больше Линд не будет сражаться. Не будет драться и фехтовать.
Юный маг собрался убивать.
Ловя удивленный и в некоторой мере восторженный взгляд Охотника, Линд бросился вперёд. Он прекрасно осознавал, что шанс у него только один, что сил у него не хватит на ещё один заход, на повторную атаку. Именно поэтому он неумолимо наступал вперёд, осыпая соперника бешеным градом ударов, не давая ему возможности уклониться и уйти в сторону. Охотник и сам понял, что ситуация переменилась. В единственном глазе больше не было ни капли снисходительности заранее известного победителя, брови нахмурились, а взгляд сосредоточился. Имперцу оставалось только шаг за шагом пятится под атаками мага, постоянно блокируя сильные и размашистые удары.
Именно этого Линд и добивался. Удар, ещё удар… Сейчас!
Левая, залитая кровью из глубокого пореза ладонь резко метнулась к поясу. Короткий одноручный меч легко выскочил из потёртых ножен, словно только и ждал этого момента. Охотник, краем глаза заметив движение, стремительно переменил свой хват и подставил рапиру горизонтально, блокируя удар.
И если бы Линд ударил клинком, у него бы всё получилось.
Рукоять меча прошла чуть ниже клинка имперца, кривым апперкотом метя в его незащищённую маской челюсть. С отчётливым щелчком лязгнули крошащиеся друг о друга зубы. В открытом глазе имперца вдруг промелькнуло секундное удивление, сменившееся резким осознанием. Охотник потерял равновесие и упал спиной на истоптанную землю, подняв тучу пыли.
Имперец действительно хорошо сражался. Даже после такого неожиданного удара, он быстро пришёл в себя. Ещё даже не закончив до конца падение, он попытался вывернуться, попытался подставить ладонь, чтобы, оперевшись на неё, тут же подняться.