Маг не дал ему такой возможности.
Ботинок Линда с силой врезался в защищённое маской лицо, вбивая затылок Охотника в землю. Ещё одним коротким, насколько позволяла кровоточащая нога, прыжком маг оказался прямо над имперцем, высоко занеся рапиру над головой для последнего удара. Его противник, пусть и оглушённый, но всё-таки попытался в последний раз защититься, вяло выставив перед собой бесполезную раскрытую ладонь с аккуратными растопыренными пальцами.
Но Линду уже было всё равно.
С яростным и диким воплем, в котором смешалась вся ярость, вся боль, вся вытекшая из него горячая кровь, маг со всей силы опустил рапиру, точно пронзив Охотнику середину грудины и пригвоздив того к земле.
Имперец широко раскрыл единственный глаз, вздрогнул в последний раз, ещё сильнее насаживая своё тело на клинок рапиры, плачущей интонацией всхрипнул. И затих.
А Линд с удовлетворением почувствовал, как где-то внутри его сладко и возбуждающе лопается какая-то струна, заполняя черневшую до того пустоту…
***
Бой на мгновение затих.
Замерли разом все. И имперские солдаты, уверенно теснившие королевских солдат, и залитые кровью бойцы, продолжавшие безнадёжно огрызаться, и даже заполошные друзья Линда, почувствовавшие то невероятное облегчение, накатившее на них волной одновременно со смертью Охотника. На миг всё затихло, обездвижилось, словно залитое стеклом. Но лишь на миг.
Невидимая стрелка часов отчётливо щёлкнула. И время вновь пошло.
Лязгнула сталь, раздался чей-то полный боли крик. Солдаты барона, окрылённые победой Линда, с рёвом подались вперёд, на широкий шаг оттесняя уже почти окруживших небольшой отряд имперцев.
Но первым всё-таки среагировал Марк.
Едва только странное и непривычное до желания удрать куда подальше ощущение пустоты схлынуло, маг, предварительно мгновенным движением поправив очки, развернулся в сторону требушета. Его ладони заплясали, складываясь в пасс. Вспыхнул колдовской огонь, и тут же пламенный болт устремился в сторону деревянной махины.
Пламя разгорелось моментально. Осечки не случилось.
— Уходим! — бешено заорал сержант, призывно махая рукой. — Все уходим, сейчас!
Солдаты барона, которым не нужно было второй раз повторять приказ, немедленно разделились на две группы. Одна из них продолжила упорно сдерживать напиравших имперцев, а другая метнулась в сторону, прорубая себе путь прочь из лагеря.
Линд не шевелился. Он, едва найдя в себе силы вынуть рапиру из тела Охотника, стоял на месте, тяжело дыша и грузно опираясь на рапиру, клинок которой он вонзил в землю. На больную ногу он старался не вставать.
— Ты оглох?! — проорал, обращаясь к нему сержант. — Я сказал — уходим!
— Идите, — равнодушно ответил Линд, в очередной раз сбивая дыхание. — Я остаюсь.
— Линд! — возмущённо закричала Марта, широко раскрывая рот.
Но даже не смотря на эту пакостливую и нелепую гримасу, маг всё равно бросил на неё полный нежности взгляд.
— Идите, — спокойно ответил он, лёгким поворотом конечности демонстрируя искромсанную ногу. — Я не жилец. Идите. Я задержу их.
— Линд! — вновь бессмысленно и отчаянно закричала Марта, отказываясь до конца поверить в происходящее.
Кто-то из мимо пробегавших схватил её за руку, увлекая за собой. Как показалось сыну герцога, это был всё же один из солдат. Девушка продолжала надрывно кричать, однако её голос с каждой секундой слышался всё дальше и дальше.
И на том хорошо.
Печально улыбаясь, Линд наслаждался безумным моментом спокойствия. Всё вокруг него кишело, бежало и двигалось, а он стоял как бы в каком-то невидимо защитном кругу, словно невидимый для всех. Вот пронёсся сквозь одну из солдатских палаток сержант, скрываясь из зоны обзора мага. За ним нырнули Марк и Пьер, так же спасаясь от преследователей в запутанных лабиринтах имперского лагеря. С громким присвистом упал отставший от отряда солдат, которому алебардой перерубили хребет.
А вокруг Линда начал потихоньку сужаться круг из металла и солдатских щитов.
Что же, спокойствие не могло длиться вечно.
Линд усмехнулся, наслаждаясь ужасом, который он наводил на имперцев. Ну конечно, наверняка Охотник казался им важной птицей, окружённой ореолом таинственности и недоступного им мастерства. И надо же, подох, как и любой другой человек.
С хрипом и стонами.
А он, живой и почти здоровый, если не считать хлещущую изо всех щелей кровь, стоит перед ними и отчаянно старается не качаться. Убил их хвалёного Охотника и сжёг последний требушет. Ну, давайте, кто тут самый смелый?..
— Ну, давайте… — злобно прошипел Линд, повторяя собственные мысли и поднимая раскрытую ладонь, на которой моментально вспыхнул фиолетовый колдовской огонь.
Круг солдат стал ещё уже.
Что же, никто действительно больше не умрёт. Кроме него самого, готового сложить голову на неминуемую плаху ещё тогда, во время спуска на стене. Ведь это и отличает настоящего аристократа, правильно? Первым принимать ту судьбу, которую готовишь другим.
А, впрочем, не всё ли равно? На одного-двух у него сил ещё хватит. Нужно только выдернуть из земли рапиру…
Подлый удар со спины, разом оборвавший всё существующее темнотой закрытых век, Линд так и не почувствовал.
***
Горькие слёзы мешались с пылью, оставляя на щеках уродливые, чуть желтоватые ручьи.
Лёгкие Марты горели удушливым огнём, готовые разорваться в клочья от бесконечного бега. От первой, неорганизованной и пешей погони они сумели оторваться, подпалив за собой часть лагеря.
Рассвет, только-только занимающийся над верхушками далёкого леса, нещадно был своими ранними лучами в глаза, заставляя щуриться и лить ещё больше влаги по и без того мокрому лицу. Стены крепости уже были в пределах досягаемости и с каждым новым шагом королевские знамёна, реявшие над башнями, виднелись всё отчётливее и отчётливее. Иногда Марте казалось, что она уже вполне может различить силуэты лучников, занявших высотные позиции.
Вот только она не хотела на них смотреть.
Хрипы нещадной гонки перемежались с всхлипами горя, сбивая и без того нестройное дыхание девушки. Казалось, что вот оно — избавление после бессонной страшной ночи. Но радости ей этот рассвет не приносил. И дело было даже не в четвёрке солдат, навсегда оставшихся в лагере.
Дело было в том, что вместе с ними остался и Линд.
Она так до конца и не смогла понять, насколько оказывается он был для неё важен. Смазливый и капризный папенькин сынок, сорящий в академии деньгами направо и налево, устраивающий бесконечные попойки для своих друзей-подпевал, таких же надутых индюков. Кто бы мог тогда подумать, что когда-то этот франт, на которого Марта всё студенчество смотрела не иначе как с презрением, станет вдруг для неё всем? Превратится в ту единственную спасительную соломинку, за которую можно уцепиться в бушующем море войны и неопределённости, страха и хаоса? Но он стал, вопреки всему, словно этот самый рассвет, что она встречала в солдатском отряде полном одиночества, он, чёрт его побери, стал.
А она его предала. Она не встала рядом с ним в последний, самый страшный миг. Сбежала, позволив себя утянуть какому-то случайному бойцу.
И именно из-за этого, а не из-за бешеного бега, сердце Марты готовилось выпрыгнуть из груди.
Она бы отдала всё на свете, лишь бы чьи-то неведомые силы позволили ей сейчас оставить отряд. Позволили ей остановиться, развернуться и броситься обратно, прямиком на острия имперских копий. Но она не могла себе позволить так поступить. Иначе — всё было бы действительно напрасно. Иначе Линд действительно погиб зря, погиб нелепо и глупо, а не спасая её.
Гори вся эта война синим пламенем.
Звонкое ржание коней вдруг вывело её из печальных размышлений.
— Сука! — выругался сержант, на секунду обернувшийся через плечо. — Кавалерия, сука, кавалерия! Они послали кавалерию!
— Командир, — обратился к нему на бегу один из солдат, — что делаем?