— Я не знал этого, — сказал я, подавшись вперед.
— Они устроили обыски в нескольких типографиях в поисках появившихся в Лондоне памфлетов Джона Бойла. Их явно напечатали где-то здесь. Но тогда так ничего и не обнаружили.
Да уж, похоже, что самые опасные книги в королевстве каким-то образом попадали в эту типографию.
— Так что же, по-вашему, все-таки случилось, мастер Флетчер? — спросил я.
— Очевидно, у Грининга были враги, которые решили его убить. Но никто о них ничего не знает. Не исключено, что всему виной вражда с другой радикальной группировкой: эти люди быстро переходят от любви к ненависти, разругавшись из-за какого-нибудь пустяка. Описания двух пар злоумышленников, которые пытались проникнуть в типографию, не соответствуют никому в этом районе, а здесь все друг друга знают. Теперь понимаете, почему следствие не двигается с мертвой точки?
Я сочувственно кивнул:
— Если не возражаете, я бы хотел допросить мастера Оукдена и его помощника. А также подмастерье. Возможно, это его друзья. И я также хотел бы осмотреть мастерскую мастера Грининга. У вас есть ключ?
Эдвард достал из стола маленький ключик:
— Я повесил новый висячий замок. Можете пока оставить этот ключ у себя. Мастерская находится под вывеской с белым львом. Желаю успеха. — Он обвел рукой разбросанные вокруг бумаги. — Сами видите, я завален работой. В этом году мне пришлось, помимо преступников, охотиться еще и за еретиками, хотя, похоже, сейчас охота затихла. — Он посмотрел мне в глаза. — Я видел вас вчера на сожжении, вы были на лошади, а ваш друг рядом с вами чуть-чуть не упал в обморок.
— Я тоже вас видел, — кивнул я.
— Пришлось выполнять обязанности, которые возложил на меня мэр, — словно бы оправдываясь, добавил констебль, хотя на мгновение в глазах его мелькнула тревога.
— Понимаю.
Эдвард по-прежнему не отрываясь смотрел мне в лицо:
— Помните, что если вы что-либо обнаружите по этому делу, то должны сообщить мне. Я действую под юрисдикцией коронера.
— Непременно доложу все до последней мелочи, — солгал я. — А кстати, что стало с телом?
— Тело нельзя было оставлять в ожидании прибытия родителей из Чилтерна: сейчас лето. Его похоронили в общей могиле.
Мы прошли по Аве-Мария-лейн до Патерностер-роу. Эта улица была длиннее и шире и являлась центром отечественного книгопечатания, пока еще достаточно скромного, но развивающегося быстрыми темпами. Здесь также имелось еще несколько книжных лавок, над которыми располагались типографии, и несколько отдельных печатных мастерских. Как и говорил Флетчер, некоторые из них были просто сараями, пристроенными к дому или возведенными на клочках арендованной земли. Я подумал, что Грининг, возможно, потихоньку печатал запрещенные книги Джона Бойла, некогда любимца Кромвеля, но теперь самого одиозного из радикалов, скрывающегося где-то во Фландрии.
— Что ты думаешь о Флетчере? — спросил я Николаса.
— Он был на сожжении? — уточнил тот.
— Да, — сказал я и удрученно добавил: — Выполнял свои служебные обязанности.
— Я бы лучше умер, чем стал выполнять подобные обязанности!
Состоятельному молодому человеку легко так говорить.
— Сильно сомневаюсь, что это зрелище ему понравилось, — заметил я.
— Возможно. Я заметил, что у него ногти сгрызены до мяса.
— Хорошо, что ты такой наблюдательный. Я так, например, и не обратил внимания. Подмечать мелочи — ключ к успеху в этом деле. Мы еще сделаем из тебя толкового юриста. А что думаешь об убийстве?
Овертон покачал головой:
— Два нападения, как сказал Флетчер… Похоже, что у Грининга были враги. Или у него в мастерской хранилось что-то очень ценное. — (Я бросил на ученика быстрый взгляд: этим замечанием он чуть было не попал в точку, что вызвало мои опасения.) — Возможно, золото, — продолжал Николас, — которое воры успели забрать, прежде чем вмешался Оукден.
— Если у людей есть золото, они его тратят или помещают в безопасное место. Только скряги хранят свои накопления дома.
— Как ваш друг Билкнэп? Я слышал, он как раз из таких.
— Билкнэп мне не друг! — рявкнул я. Парень покраснел, и я продолжил более учтиво: — Непохоже, что Грининг был законченным скрягой.
— Да, действительно… А констебль выглядит донельзя усталым.
— Да. В некотором смысле Лондон хорошо охраняется. Констебли и стражи следят за тем, чтобы не было беспорядков и чтобы никто не гулял после вечернего звона. Хотя если некоторые таверны открыты после означенного часа, они смотрят на это сквозь пальцы — если хозяева заведений не позволяют посетителям безобразничать.