— Хаффкин описал мне их.
— Да, он хорошо разглядел злоумышленников, а я заметил их лишь краем глаза.
— Он, кажется, умный старик.
— У бедняги плохо с легкими, как и у многих из нас, кто занимается этим ремеслом. Боюсь, когда умер Грининг, я воспользовался случаем: взял Элиаса к себе, а Джона Хаффкина перевел на работу полегче.
— Пожалуй, так даже лучше для всех.
— Я надеюсь.
— А когда вы вошли, то что еще вы увидели, кроме того, что краем глаза заметили злоумышленников?
— Мой взгляд сразу привлек огонь. Мне пришлось тушить его. — Рассказчик серьезно посмотрел на меня. — Учитывая, сколько на этой улице бумаги и печатных материалов, мы постоянно живем под угрозой пожара. К счастью, кипа бумаги еще не разгорелась, и я сумел затоптать огонь. Потом я увидел беднягу Грининга, — он вздохнул, — на полу, с проломленной головой. Надеюсь больше никогда в жизни не увидеть ничего подобного. А потом я заметил обрывок бумаги у него в руке — бумаги самого лучшего качества, какая только бывает на рынке. Я прочел и понял, что это не просто убийство. Услышав, что идет Хаффкин, я засунул обрывок страницы в карман.
— Вы думаете, они убили его до того, как вы пришли?
Джеффри покачал головой:
— Когда я первый раз налег плечом, он еще кричал. Но потом шум стих, только послышался страшный звук, — наверное, один из них ударил Грининга дубиной, и тот упал.
— И убийцы вырвали у него из рук книгу, — задумчиво проговорил я, — но часть первой страницы осталась у Грининга. Вероятно, в спешке не заметив этого, они зажгли огонь и убежали.
— Думаю, так вполне могло быть. — Оукден печально вздохнул. — Не знаю, может быть, не ворвись я тогда, эти мерзавцы бы не запаниковали и не убили бы моего соседа.
— Я думаю, убили бы, если бы только он сам не отдал книгу.
Мой собеседник грустно кивнул.
— Вы хорошо знали Армистеда Грининга? — спросил я.
— Грининг появился на Патерностер-роу пять лет назад. Сказал, что приехал из Чилтерна, — он и говорил с тамошним акцентом, — дескать, его жена с ребенком умерли в родах, и он отправился в Лондон искать счастья. Бедный парень, у него на лице всегда была грусть. Грининг арендовал этот клочок земли, где стоит его хибара, у Палаты приращений[14] — в былые времена он принадлежал маленькой монашеской обители. — Джеффри сардонически улыбнулся. — Какая ирония судьбы, учитывая религиозные взгляды Грининга. Так вот, мой сосед построил свою хибару сам, с несколькими лондонскими друзьями. Не могу сказать, что я хорошо его знал, он был человек замкнутый, — но я кое-что слышал и видел, особенно в последнее время… — Печатник в нерешительности замолчал.
— Что бы вы ни рассказали мне о Грининге, ему это уже не причинит вреда. Старик Хаффкин кое о чем намекал мне…
— Это может повредить Элиасу. Не дай бог парень попадет в руки Гардинера и его волков.
— Я отчитываюсь только перед лордом Парром и королевой.
Джеффри изумленно вытаращил глаза:
— Неужели перед самой королевой?!
— Да, — ответил я и добавил с ноткой гордости: — Я знал ее, когда она была еще леди Латимер.
— Я думаю, Грининг придерживался совсем уж радикальных взглядов. — Оукден серьезно посмотрел на меня. — Принадлежал к так называемым «известным людям».
Я вздрогнул. Это словосочетание использовалось для обозначения лоллардов, а теперь и анабаптистов. А печатник продолжал:
— Можете ли вы обещать, сэр, что все, что я расскажу вам об Элиасе, не ввергнет его в беду?
Он говорил тихо, сосредоточенно, в очередной раз напомнив мне, как опасно в наше время рассуждать о религии.
Некоторое время я молчал в нерешительности. Я знал, что по крайней мере лорд Парр будет безжалостен, если вдруг решит, что это необходимо для защиты королевы. А любое упоминание об анабаптизме — это… это все равно что сунуть палку в осиное гнездо.
И я ответил:
— Обо всем, что может повредить вашему подмастерью, я доложу только лично королеве. Ее милосердие и верность друзьям хорошо всем известны.
Оукден встал и посмотрел в окно на хибару Грининга:
— У этого сарая тонкие стены. К Армистеду приходили в гости друзья, с которыми он вел религиозные дискуссии. Иногда — особенно этим летом, когда из-за жары все держали окна нараспашку, — я слышал их разговоры, скорее даже споры, иногда слишком громкие, чтобы оставаться безопасными. По большей части до меня доносились только гул голосов, случайные фразы, но и этих фраз бывало достаточно, чтобы навострить уши. У нас по соседству собирались очень странные компании. Человек шесть, иногда семь, но неизменно присутствовали трое — шотландец, голландец и англичанин, все известные как местные радикалы.
14