— Маккендрик, Вандерстайн и Кёрди.
Джеффри кивнул:
— Думаю, мастер Кёрди — довольно состоятельный человек. Мастер Грининг однажды рассказывал мне, что тот посылал одного из своих помощников помогать ему в строительстве этой хибары. Шотландец тоже помогал: помню, что видел его. Здоровенный такой мужик, высокий и сильный.
— Выходит, Грининг дружил с ними почти с тех самых пор, как приехал в Лондон? А вы были с ними знакомы?
— Шапочно. Они держались обособленно. Знал я на самом деле только Армистеда Грининга — как соседа и коллегу-печатника. Иногда на улице мы обсуждали состояние дел и пару раз одалживали друг другу бумагу, если у одного из нас была работа, а запасы истощались.
— Вы сказали, что слышали, о чем спорили мастер Грининг с друзьями. О чем же? — спросил я. — О таинстве мессы?
Печатник снова заколебался в нерешительности.
— Да, и предопределено ли для людей, куда они попадут: в рай или в ад. Еще хорошо, мастер Шардлейк, что я не католик, а Джон Хаффкин старается не совать нос в дела, которые его не касаются.
— Да уж, эти люди были неосторожны.
— Этим летом они казались очень возбужденными. — Джеффри сжал губы. — В один из вечеров я слышал, как по соседству спорили, следует ли крестить человека в младенчестве или только когда он уже станет взрослым и все ли крещеные христиане имеют право на равенство, право отбирать имущество у богатых и делать его общим.
— Значит, Армистед Грининг мог быть анабаптистом?
Оукден принялся расхаживать туда-сюда, качая головой:
— Из того, как он спорил со своими друзьями, я могу заключить, что они расходились во взглядах. Вы знаете, что радикалы тоже разнятся между собой, впрочем, как и их противники.
— Да, это правда.
Последние десять лет были временем перемены веры: люди переходили из католицизма в лютеранство, становились протестантами, а потом вновь меняли свои убеждения. Но Грининг и его друзья, очевидно, обсуждали совсем уж радикальные крайности. Я задумался: интересно, где теперь эти трое — Маккендрик, Вандерстайн и Кёрди? Затаились?
Джеффри снова заговорил:
— Я частенько не мог понять, каким образом Армистед сводит концы с концами. Некоторые книги, которые он печатал, плохо продавались, а иногда он, похоже, вообще сидел без работы. А порой бывал занят под завязку. Я даже грешным делом подозревал, уж не печатает ли мой сосед запрещенные книги и памфлеты. Знаю, что несколько лет назад ему доставили большую партию книг…
— В смысле уже напечатанных?
— Да. Их привезли с континента, возможно нелегально, для распространения в Англии. Я видел их у него в хибаре, в ящиках, когда заходил спросить, не нужен ли ему дополнительный шрифт, который у меня оказался. Один ящик был открыт, и Грининг быстро его задвинул.
— Интересно, что это была за литература…
— Кто знает? Может быть, труды Лютера, или этого Кальвина, который, говорят, наделал немало шума в Европе, или Джона Бойла… — Джеффри закусил губу. — Армистед просил меня никому не говорить о тех книгах, и я поклялся, что не скажу. Но теперь он умер, и это уже не может повредить ему.
— Благодарю вас за доверие, мастер Оукден, — тихо произнес я.
Печатник серьезно посмотрел на меня:
— Если бы я рассказал об услышанном не тем людям, Армистед и его друзья могли бы кончить так же, как вчера Энн Аскью. — Его губы вдруг в отвращении скривились. — Это было мерзко, просто отвратительно!
— Да. Меня заставили пойти на Смитфилдскую площадь как представителя нашего инна и смотреть на казнь. Это было ужасное зрелище.
— До чего же мне тяжело, мастер Шардлейк. Мои симпатии на стороне реформаторов. Я не протестант и уж тем более не анабаптист, но я никогда бы не отправил своих соседей на костер Гардинера.
— А Элиас тоже входил в этот радикальный кружок? — тихо спросил я.
— Думаю, что да, входил. Этим летом я не раз слышал его голос из хибары мастера Грининга.
— Я должен допросить его, но я буду осторожен.
— Хоть Элиас и такой неотесанный, но был искренне предан своему хозяину. Он хочет, чтобы убийц нашли.
— И он может дать важные показания. Насколько я понимаю, Элиас сорвал первую попытку нападения на типографию за несколько дней до убийства.
— Да. Он единственный это видел, но решительно поднял тревогу и созвал других подмастерьев, — кивнул Оукден и, немного помолчав, добавил: — Я вам скажу одну странную вещь, поскольку сомневаюсь, что сам парень об этом поведает. За несколько дней до убийства мастер Грининг с друзьями, включая Элиаса, собрались на свою вечернюю дискуссию. Спор вышел особенно громкий. Окна у них были открыты, и у меня тоже, и какой-нибудь проходящий стражник вполне мог услышать их с улицы. Хотя здесь у нас даже стражники — свои люди.