— И как он отреагировал, когда ты все ему рассказал?
— Он встревожился. А вы как думали? — грубо ответил Элиас.
Николас предостерегающе на него посмотрел, но парень не придал этому значения.
— У твоего хозяина были какие-нибудь догадки, кто могли быть эти люди? — продолжил я расспросы.
— Он решил, что это случайные воры. Но они, должно быть, связаны с теми, что пришли потом и убили мастера Грининга. Верно? — поинтересовался подмастерье.
Я уловил в его голосе легкую дрожь. Несмотря на свою браваду, молодой Рук был всерьез напуган. Но если на жилище Грининга напали за неделю до убийства, зачем же он беспечно открыл дверь, когда к нему постучались неизвестные люди? Или его успокоили вежливая манера, с которой говорили посетители, их приличный вид — ведь у одного из них под грубой рубахой была кружевная рубашка? Снова взглянув на Элиаса, я подумал, не знает ли он про книгу. Если знает, то это явно представляет для него опасность. И все же парень не спрятался, как, похоже, сделали трое друзей Грининга, а стал работать по соседству.
— Что тебе известно о друзьях бывшего хозяина? — неуверенно спросил я. — Мне тут назвали три фамилии: Маккендрик, Вандерстайн и Кёрди.
— Я встречался с ними. — Подмастерье снова прищурился. — Хорошие, честные люди.
— Они могли бы дать отчет о своих перемещениях в ту ночь, — сказал я с ободряющей улыбкой, — но почему-то их нигде не видно уже несколько дней.
— Я тоже не видел их после убийства.
— Маккендрик — шотландская фамилия, — напрямик заявил Николас. — А совсем недавно мы воевали с шотландцами.
Рук гневно посмотрел на него:
— Паписты выгнали мастера Маккендрика из Шотландии за то, что он называл душу папы вонючей менструальной тряпкой. А ведь так оно на самом деле и есть.
— Элиас! — одернул его Оукден. — Не говори таких слов в моей типографии.
Я умиротворяюще поднял руку:
— Скажи, а был мастер Грининг близок с какой-нибудь женщиной? Ведь твой хозяин был еще молодым человеком…
— Нет. С тех пор как его бедная жена умерла, он полностью посвятил себя работе и служению Богу.
Я уже обдумывал, как бы половчее задать Элиасу вопрос, принимал ли он сам участие в религиозных дискуссиях между Гринингом и его друзьями, когда Овертон вдруг выпалил:
— А как насчет этого Джурони Бертано, которого, я слышал, мастер Шардлейк упоминал наверху? Грининг знал его?
На лице Рука отразился страх, и вся его напускная грубость моментально исчезла. Он попятился.
— Откуда вам известно это имя? — спросил он и посмотрел на Оукдена. — Хозяин, этих людей подослал епископ Гардинер!
Не успел Джеффри что-либо ответить, как его подмастерье с покрасневшим от страха и злобы лицом закричал на меня:
— Ах ты подлый горбатый папист!.. — И с этими словами ударил меня по лицу, отчего я пошатнулся.
Парень остервенело бросился на меня и, учитывая его габариты, вполне мог бы покалечить, если бы Николас не схватил Элиаса за горло и не оттащил в сторону. Юноша вырвался, вцепился в Овертона, и оба повалились на пол. Мой помощник схватился за меч, но Рук оттолкнул его и кинулся в открытую дверь типографии, и его шаги загремели по лестнице. Я услышал крик жены Оукдена: «Элиас!» — и стук входной двери.
Через секунду Николас был уже на ногах и бросился вниз по лестнице вслед за беглецом. Оукден и я смотрели из окна, как мой ученик стоит на людной улице, озираясь по сторонам и высматривая Элиаса, но тот уже скрылся. И неудивительно: парень знал эти улицы и переулки как свои пять пальцев.
Джеффри уставился на меня с изумлением и тревогой:
— Почему это имя вызвало у него такой ужас? Я никогда не видел Элиаса в подобном состоянии.
— Не знаю, — тихо ответил я, вытирая со щеки кровь.
Вернулся Николас.
— Убежал, — печально констатировал он. — Вы ранены, хозяин?
— Нет.
Лицо печатника потемнело от гнева.
— Элиас так перепугался, что теперь вряд ли вернется. — Он вперил взгляд в Овертона. — И сейчас, когда работа в самом разгаре, мне придется искать нового подмастерья… А все из-за того, что ты неосмотрительно сболтнул это имя. Мастер Шардлейк, с меня хватит. Я больше не хочу заниматься этим делом. У меня есть работа, и я должен думать о жене и детях.
— Мастер Оукден, мне очень жаль, — вздохнул я.
— И мне тоже. А еще мне жутко страшно. — Переводя дыхание, Джеффри снова выглянул в окно. — А теперь, пожалуйста, уйдите. И прошу вас, больше не впутывайте меня в эту историю.
— Я постараюсь сделать так, чтобы впредь вас не беспокоили. Но если Элиас все же вернется, не могли бы вы сообщить мне об этом в Линкольнс-Инн?