Несмотря на столь краткое знакомство с Купером, Хамфриз не сомневался, что данный намек ничего язвительного в себе не содержит, поэтому воздержался от колкого замечания и только предложил вернуться домой к чаю и отпустить Купера. Таким образом, они покинули лабиринт, причем почти с той же легкостью, с какой туда и проникли.
– Вы не знаете, – спросил Хамфриз по дороге к дому, – почему дядя держал это место закрытым?
Купер замер, и Хамфриз почувствовал, что он находится на краю важного открытия.
– Я лишь обману вас, мистер Хамфриз, в чрезвычайно важном вопросе, если заявлю, что обладаю какой-либо информацией по этому поводу. Когда я впервые приступил к своим обязанностям, примерно восемнадцать лет тому назад, этот лабиринт был точно таким же, каким вы его и видите, и лишь единственный раз о нем заходила речь, насколько мне известно, это тогда, о чем упоминала моя девочка. Леди Уордроп – ничего не могу сказать о ней плохого – написала письмо с просьбой допустить ее в лабиринт. Ваш дядя показал мне ее письмо… очень вежливое письмо… да и чего можно и ожидать от аристократов.
«Купер, – сказал он, – ответь, пожалуйста, от моего имени».
«Разумеется, мистер Уилсон, – ответил я, так как иногда исполнял обязанности его секретаря, – а какой ответ я должен отправить обратно?»
«Поблагодарите леди Уордроп за письмо, – сказал он, – и сообщите, что, как только это место будет приведено в порядок, я при первой же возможности буду счастлив показать ей его, но, так как он много лет был закрыт, я буду крайне ей благодарен, если она не станет настаивать».
Это были последние слова, мистер Хамфриз, вашего доброго дяди по этому вопросу. И думаю, мне нечего больше добавить. Только, – прибавил Купер, минуту помолчав, – вот что: насколько я могу судить, он не любил вспоминать (люди часто так поступают по той или иной причине) своего дедушку, того, что заложил этот лабиринт. Человек странных принципов, мистер Хамфриз, и большой путешественник. В следующую субботу у вас будет возможность поглядеть на его мемориальную доску в нашей приходской церквушке; ее установили через много лет после его смерти.
– Как так! Я-то предполагал, что человек с такой склонностью к архитектуре воздвигнет для себя мавзолей.
– Ну, ничего такого я не заметил; и вообще-то, если поразмыслить, я не уверен, что место его упокоения находится в пределах наших местных границ; чтобы он покоился на кладбище – это не тот случай. Как странно, что я прежде не информировал вас об этом! И все же мы ведь не можем сказать, не правда ли, мистер Хамфриз, что это вопрос ключевой важности: где ютится бедный бренный мир?
И тут они вошли в дом, и рассуждения Купера были прерваны.
Чай подали в библиотеку, и Купер пустился в соответствующие объяснения:
– Прекрасная коллекция книг! Одна из лучших в этой части страны, как я узнал от знатоков, и гравюры восхитительные, особенно некоторые из них. Я помню, как ваш дядя показывал мне одну с видом зарубежных городов, поглощающее это занятие – рассматривать первоклассные гравюры. А еще одна картина выполнена ручным способом – чернила прямо как свежие, – а он сказал, что ее сделал какой-то старый монах сотни лет назад. И к литературе я тоже отношусь с большим интересом. Что может сравниться с проведением часа за чтением прекрасной книги после тяжелого трудового дня – не то что расходовать целый вечер в гостях у друга… кстати. Меня ждут неприятности с женой, если я не отправлюсь немедленно домой и не приготовлюсь потратить впустую очередной вечер! Мне пора, мистер Хамфриз.
– Кстати, есть и у меня, – заметил Хамфриз, – если я собираюсь завтра показывать мисс Купер лабиринт, его надо бы почистить. Вы не могли бы передать мое распоряжение кому следует?
– Ну, конечно. Парочка рабочих с косами вполне могут проложить тропу завтра утром. Я передам ваше распоряжение, и тогда, мистер Хамфриз, вам, вероятно, не придется вставать утром самому и руководить этими рабочими. Попрошу их пометить дорогу палочками или бечевкой.
– Отличная мысль! Да, так и сделайте. И передайте миссис и мисс Купер, что я жду их в полдень, а вы приходите где-нибудь в половине одиннадцатого.
– С удовольствием. И они, и я, мистер Хамфриз. Спокойной ночи!
Обед был подан Хамфризу в восемь. И так как это был его первый вечер в поместье и Калтон явно тяготел побеседовать с ним, Хамфриз до обеда постарался дочитать роман, который взял с собой в поезд.