Как это ни странно, и прозорливость и упорство воли у Анри Бейля были настолько остры, что и то и другое впоследствии осуществилось.
Три года провел Бейль в Италии. Милан был его штаб-квартирой.
В Милане он переживал тот пароксизм страсти, который овладевает человеком, потерпевшим крушение. Госпожа Анжела Пьетрагруа давала ему возможность испытать все упоение молодого любовного счастья, которому формы старинной конспирации придавали особую остроту. Она так ловко и хорошо, с таким тактом умела чередовать впечатления бурных встреч и долгих ожиданий, так хорошо умела убедить Бейля, что она совершенно не любит своего супруга, толстого негоцианта, и только ради него, Бейля, решается преступить законы женской морали, что он был наверху блаженства. Все чаще и чаще госпожа Анжела рассказывает о ревности супруга. Она, конечно, не говорит ни о ревности безыменного рыжеволосого приказчика, ни о других, милых и немилых, молодых и старых людях, которые приходят в разные дни недели в четыре условные квартиры в разных кварталах города Милана.
Анри Бейль принят в доме графа Порро. Этот миланский салон был в то время одним из немногих мест Европы, где встречались люди большого интеллекта и лучших талантов. У графа Порро бывали часто молодой Федериго Конфалоньери, миланский дворянин Сильвио Пеллико, автор «Франчески да Римини»; туда приезжали изгнанная Бонапартом мадам де Сталь, англичанин Девис, лорд Брегем, братья Шлегель; там бывал сын викария Брэма — сеньор Лодовико де Брэм, молодой бледнолицый дворянин, владелец ложи в театре «La Scala»; там бывал Пьетро Борсиери из Фаэнца, будущий карбонарий и мученик итальянской свободы.
Оронс Ганьон.
Виктор Жакмон.
Антуан Барнав
Барон Марест.
Проспер Мериме.
В этом доме проходили безоблачные дни и вечера Бейля. Интеллектуальная насыщенность бесед, прекрасный миланский балет, лучшие картины итальянского Возрождения, архитектура, «единственная и неповторимая в мире» музыка Чимарозы. Что может быть лучше? Бейль был убежден в вековечной прочности славы Чимарозы, которого постигла страшная смерть: возвращаясь из Прибалтики, он умер в Венеции, отравленный кубком венецианского вина, преподнесенным по приказанию неаполитанской королевы. Она боялась безумного бунтаря.
В этой обстановке Бейль жил как во сне, не имея лишних минут: радость ждала его утром, и веселье раскрывало объятия вечером. Проспер Мериме в 1855 году рассказал финал миланских дней. Горничная Анжелы Пьетрагруа, сжалившаяся, наконец, над чудаковатым французом, бескорыстно влюбленным в ее госпожу, сообщила ему, что Анжела принимает раз в неделю господина Бейля только потому, что все остальные вечера и ночи посвящены шести остальным любовникам. Бейль не верит. Тогда упорная итальянка подводит его к запертой двери, и сквозь замочную скважину Бейль убеждается воочию… Он сам рассказывал Просперу Мериме, как Анжела Пьетрагруа ползала на коленях по коридору и умоляла Бейля вернуться. Бейль упрекнул себя в отсутствии великодушия, но не вернулся. Так кончился роман, тянувшийся много лет.
В 1814 году в Париже вышла первая книга Анри Бейля, которую он написал в Милане. Она появилась под псевдонимом, с очень длинным витиеватым названием: «Письма, написанные из австрийской Вены о знаменитом композиторе Жозефе Гайдне, с приложением жизни Моцарта и размышлений о Метастазио, а также о современном состоянии музыки во Франции и в Италии». Автором был назван Луи-Александр-Цезарь Бомбэ. Датировано «Париж. Печатня Дидо-старшего. Улица Моста Лоди, 1814 год».
Бейль сконцентрировал все свои музыкальные переживания в этой книге, посвященной классически ясной, строгой музыке Гайдна, солнечным прозрачным и чарующим мелодиям Моцарта и четкому итальянскому стиху Метастазио.
Гайдн был объектом особенной привязанности Бейля. Как мы знаем, он присутствовал на похоронах его. Что же касается Моцарта, умершего в 1791 году, то Бейль не имел возможности лично его знать. Но он любил этого композитора той любовью ко всему ясному, прозрачному и лучезарному, которая так характерна для материалиста и основоположника реалистического романа — Бейля. Последняя часть книги содержит письма о Метастазио, первое из коих датировано «Варез, 24 октября 1812 года». Бейль называет Метастазио поэтом музыки. Метастазио Пьетро-Антонио Доменико Бонавентура принадлежит к числу итальянских классиков. Он родился в 1698 году, а умер за год до рождения Бейля, в 1782 году. Он эллинизировал из уважения к классической древности свою плебейскую фамилию Трапасси, чем отдал свою дань позднему увлечению итальянским эллинизмом.
Его первая стихотворная законченная поэма называется «Покинутая Дидона». Она была поставлена впервые в Неаполе приблизительно в 1724 году, и Трапасси получил приглашение в Вену, где продолжал свою работу над музыкальными либретто. Звучность итальянского стиха помогла ему сделаться подлинно лирическим поэтом-музыкантом. От писания либретто он перешел к кантатам, а затем с латинского языка перевел Ювенала и Горация, чем окончательно закрепил свою славу. Его либретто — числом 28 — остаются до сих пор непревзойденными по качеству стиха и по полноте соответствующих звуковым распределениям слогов: писать стихи, распределяя гласные для пения, — эту формальную задачу либреттиста Метастазио разрешил блестяще.
Не охватывая творчество Метастазио в целом, Бейль устанавливает его соответствие талантам Пер-голеэе, Чимарозы и других музыкантов. Второе письмо Бейля о Метастазио чрезвычайно интересно: оно перечисляет всех увлекавших Бейля итальянских поэтов — и Тассо, и Петрарку, и Данте, и Ариосто. Чудесные стихи о свободе, написанные Метастазио в Вене в 1733 году, Бейль превосходно перевел.
Почему он укрылся под именем Цезаря Бомбэ?
Затемнение политического горизонта или усложнение житейской и политической обстановки Бейля всегда заставляли его прятаться — не из трусости и личной боязни, а из стремления сохранить созерцательную способность. В дороге, при встрече с интересными и возбуждающими любознательность явлениями, в ресторане, на почте при получении письма, в картинной галерее, при осмотре скульптур Бейль мгновенно придумывал или фальшивое имя, или бытовую маску и в таком виде выступал в качестве пытливого, жадного, малоосторожного в словах собеседника.
Однажды в холодную осень, трясясь в дилижансе, он после полуторачасовой беседы со случайным спутником был спрошен о том, какого рода занятия определяют его житейское место. Бейль ответил просто:
— Я — наблюдатель человеческих характеров.
Спутник в ужасе отпрянул и надвинул на брови шляпу, думая, что перед ним обыкновенный сыщик.
Другая причина любви Бейля к псевдонимам разъяснена им самим так:
«Бейль был совершенно лишен и того элементарного чувства тщеславия, которое свойственно заурядным талантам, стремящимся всюду поставить свое имя».
К псевдониму «Бомбэ» он возвратился только раз, когда был представлен госпоже Виржинии Ан-сло. Но этот господин Бомбэ, вошедший с наглым видом в гостиную, вовсе не был автором книги о Гайдне. Это был просто интендантский поставщик, развязный нахал, толстый купчина. Перед лицом тридцати или сорока гостей он произнес нелепую тираду о преимуществе быть поставщиком нитяных чулок для армии по сравнению с господами литераторами, которые сидят здесь. Эта веселая выходка вначале привела в ужас госпожу Ансло. Но так как большинство ее гостей прекрасно знали господина Бомбэ — к этому времени довольно известного литератора Стендаля, — то все обошлось благополучно.
Бейль считал себя миланским гражданином и, быть может, поэтому утратил некоторую долю благоразумия и осторожности. У господина Бучинелли в Милане в 1812 году была напечатана господином Джузеппе Карпани биография Гайдна. Пренебрегая невероятно у всех тогдашних буржуа возросшим чувством собственности, Бейль использовал книгу Карпани, не указав на источник своих заимствований.