Карбонарии ушли в подполье. Их союз все более и более усложнял конспиративную технику, после того как 4 апреля 1814 года Мюрат декретировал смертную казнь за простую принадлежность к обществу карбонариев.
Генерал Колетта писал: «Карбонарии являются первоначальным ядром всех недовольных Италии. Мало-помалу вокруг них формируются дружины людей, у которых есть разногласия с правительством. Мы можем составить себе правильное представление о взрыве итальянского недовольства по огромному количеству лиц, занесенных в карбонарские организации, ибо в марте 1820 года их числилось 624 000. Мы жили на вулкане, а министры спали. Недовольство охватывало все более и более широкие массы населения».
На севере Италии центром движения был Милан, а во главе обширной североитальянской конспирации стоял человек, о котором мы уже упоминали, — Федериго Конфалоньери, молодой, полный сил и отважных замыслов, стремившийся к преобразованию итальянской индустрии, приветствовавший паровые суда, газовое освещение и те улучшения в области техники, от которых отказался даже весьма сообразительный в области практической Бонапарт. Его секретарем был поэт Сильвио Пеллико. Когда Ломбардия после падения Наполеона снова попала в руки Австрии, руководители тайного общества собирались у Лодовико Брэма, сына монсиньора Брэма, духовника вице-короля Евгения Богарне, пасынка Наполеона.
В этой среде Анри Бейль чувствовал себя своим человеком. Мы не имели возможности удостовериться по материалам гренобльской библиотеки и архива, насколько непосредственной и непрерывной была связь Анри Бейля с масонскими и карбонарскими организациями в 1806–1811 годах. Во всяком случае, далеко не случайными являются последующие встречи Бейля именно с теми людьми, которые были членами масонских лож и розенкрейцерами высоких степеней. Анри Бейль очень дружил с Александром Тургеневым. Александр Иванович Тургенев, ровесник Стендаля, в силу семейной традиции принадлежал к высшему кругу масонства: его отец Иван Петрович, личный друг Радищева, был сослан Екатериной II за принадлежность к масонству[52].
Не приводя огромного списка карбонарских друзей Бейля, мы обратим внимание на то, что никогда так пестро не звучали ложные имена Бейля, как в пору его бесконечных поездок по Италии, ничем не объяснимых, кроме карбонарских поручений[53].
И вот однажды в театре, в ложе монсиньора Брэма, Бейль увидел прихрамывающего человека с черными волосами, с великолепным блеском глаз, гордого, надменного и необыкновенно грустного. Это был лорд-карбонарий Байрон.
В письме, написанном Бейлем в 1824 году[54], он гораздо более открыто, чем в воспоминаниях о Байроне, передает впечатления от своих встреч с величайшим поэтом Англии в миланские дни 1816 года. Книга маркиза де Сальво «Лорд Байрон в Италии и Венеции» вышла в Лондоне на следующий год после смерти Байрона, когда Бейль еще не был знаменитым писателем, и во всяком случае задолго до опубликования им воспоминаний о Байроне. Тем более интересно, что на странице 156-й, при описании неаполитанской резолюции и карбонарского движения, маркиз де Сальво передает важное суждение Бейля о Байроне. Ни в одном печатном произведении самого Бейля мы не находим указаний на то, что Байрон ссылался на свое нормандское происхождение— будто Бироны явились в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем. Бейль, по мнению де Сальво, этим подчеркивает мнение Байрона, что бунтарство и ненависть к королевской власти находятся у него в крови.
Ветки белой акации были преподнесены и Бейлю и Байрону, когда оба они теснейшим образом соприкасались с военно-конспиративными организациями Северной Италии. Такое подношение означало высокую степень доверия карбонарских организаций и чисто республиканскую ориентацию Байрона и Бейля, ибо белая акация знаменует собою в руках масона-карбонария ненависть к монархическому строю, ко всякому монарху, сидящему на престоле.
Байрон, взяв Бейля под руку, часами ходил с ним по фойе миланского театра, расспрашивая его как офицера, участника наполеоновского похода в Россию. Затем вместе с Бейлем, поэтом Монти, Конфалоньери, Сильвио Пеллико и другими Байрон поднимался ночью по лестнице на крышу миланского собора и, вдохновленный лунным светом, отражающимся в белоснежных мраморных плитах, произносил свои повествования о Каструччио Кастракани, которого называл Наполеоном средних веков и кондотьером Италии.
Монти, читавший в присутствии Байрона свою замечательную поэму «Маскерониана», символически представляющую путешествие по вселенским пространствам итальянских свободолюбцев, первоначально произвел сильное впечатление на английского гостя.
Но когда Байрон узнал, что эти же звучные метафоры Монти продает за деньги, за почести и за славу какому угодно правительству, он вознегодовал и в беседах с Бейлем называл Монти «парнасским Иудой». И он не пожелал больше встречаться с итальянским поэтом, воспевавшим великую деву Астрею — Австрию, восхвалявшим и Бонапарта, победившего Суворова, и Суворова, победившего Бонапарта.
Вся поэзия Байрона итальянского периода проникнута острым чувством политической действительности. От юмора поэмы «Беппо» через сатиры «Дон-Жуан» и «Бронзовый век» Байрон пошел по пути пламенного восхваления итальянского освободительного движения и, сделавшись подлинным итальянцем, создал недосягаемые образы карбонаризма в поэме «Пророчество Данте». Выпущенная в Италии, она была немедленно конфискована. И папская энциклика и правительственные распоряжения австрийской жандармерии рассматривали ее появление как тягчайшее горе XIX столетия.
Байрон в Osteria Boraciana имел постоянные встречи с североитальянскими «Фрателли Качиатори». Так назывался союз американских стрелков, то есть самая сильная боевая дружина североитальянского карбонаризма. Имя Вашингтона, руководителя борьбы за свободу и независимость Северо-Американских Штатов, было у всех на устах. Отсюда — название, взятое для карбонарского союза, во главе которого стоял Байрон: «Американские стрелки»[55].
Один из шпионов графа Седленицкого тщательнейшим образом вел суточную запись своей работы. Эти документы были опубликованы в 1899 году итальянским исследователем Триболати. Шпион, имени которого мы не знаем, указывает, что только полное сумасшествие английского лорда Байрона позволяет ему разгуливать по Италии и что если бы не факт безумия, то его надо было бы отдать на расправу мобилям Священного союза, то есть международной бригаде охранников и убийц. В этом документе подробно разбираются все разветвления карбонарского движения и обнаруживается влияние Байрона в таких областях, которые обычно историки литературы игнорировали. В байроновском дневнике мы, правда, встречаем прямое указание на то, что он встретил в лесу около Равенны «американцев» — отряд вооруженных людей верхами, по глухой лесной тропинке проехавших бесконечной вереницей и напевавших странную революционную песню: «Все мы воины свободы». С этим союзом мы уже знакомы. Но вот нечто новое и неожиданное. Специальная правительственная сводка секретных сведений о карбонарском движении, составленная для папского государственного секретаря кардинала Консальви, содержит прямое указание на то, что в Милане возник революционный центр, имеющий разветвления по всей территории Ломбардо-Венецианской области в Тоскане. Подданный его величества короля Великобритании, пэр Англии, член верхней законодательной палаты Джордж-Гордон Байрон — руководитель болонской секции карбонарского союза. «Союз имеет целью внушение всем членам, братьям-угольщикам, мастерам и товарищам, основного правила выхода из-под гнета религии и освобождения от оков общественной нравственности, в силу закона следовать простому порядку организации человеческих обществ в полном соответствии с велениями природы, рождающей людей свободными и равными в правах друг с другом».
Но что самое замечательное, это наименование союза: «Societa Roma antica» — «Общество древнего Рима». Союз древнего Рима, или иначе — романтическое общество!
52
Известному декабристу Александру Ивановичу Тургеневу А. Виноградов посвятил свою «Повесть о братьях Тургеневых», вышедшую в 1932 году.
53
Вопрос о степени участия Стендаля в движении итальянских карбонариев — одно из досадных «белых пятен» в биографии писателя. Подробнее см. предисловие.
54
Это письмо англичанке Луизе Беллок, автору одной из первых книг о Байроне. Беллок в приложении к своей работе напечатала это письмо Стендаля. Интересно отметить, что в 1829 году письмо о Байроне было перепечатано в русском журнале «Вестник Европы».
55
Байрон принимал особенно активное участие в движении карбонариев в 1820–1821 годах после сближения с семьей Гамба.