Италия, охваченная широким национальным движением, и в особенности Милан, формировали характер Бейля. Если в годы отроческих чтений ум Бейля воспитывался на материалистах и свободолюбцах Франции, то теперь он свой вкус воспитывал и изощрял на замечательных образцах классической итальянской литературы — Данте, Петрарке, Ариосто, Тассо, на греко-римских классиках — на Вергилии, Гомере, Горации, Таците, великих трагиках Эллады.
А бесценные сокровища искусства итальянского Возрождения! Неслыханным возрождением мира гениев казалась Бейлю вся Италия, и ей, этой прекрасной стране, протянули руки революционные когорты республиканской Франции! И душу Бейля переполняет уверенность в величии завтрашнего дня; чудо сулит каждый поворот больших североитальянских дорог, старинные крепостные стены, чудные дворцы, благоухающие долины и прекрасные реки Ломбардии. И надо всем царит вера в блестящего полководца, который, по словам Марсиаля Дарю, в Париже указал на маленькую деревеньку в долине между речками и сказал: «Вот при этой деревушке Маренго я разобью австрийцев». И когда действительно 14 июня 1800 года это решение полководца было выполнено с безукоризненной точностью, как могло не загореться сердце впечатлительного юноши!
В Италии он проходил школу военной деловитости. Он был участником организационной работы наполеоновских штабов, и, как ни старался затушевать значительность своей работы легкомысленными самохарактеристиками, все же историку приходится констатировать педагогическое значение этих первых соприкосновений с бонапартовской армией.
Прежде всего Бейль столкнулся с разнообразнейшими характерами наполеоновского офицерства. Наполеон еще не был императором. В войсках оставалось много волонтеров и героев эпохи Конвента и ранних битв за освобождение Франции от интервентов. Это были грубые весельчаки, атеисты, рубаки — «сабреташи», как их называли. Они не стеснялись ни в женских монастырях, ни в миланских салонах. С грубоватым смехом и песнями переходили эти люди
с одной артиллерийской позиции на другую, из одной таверны в другую, из одного публичного дома в другой. Бейль был вместе с ними. Он в достаточной мере распустился, приобретая вместе с военными навыками военно-холостяцкие замашки. На первых порах ему пришлось познакомиться с кабинетом случайного врача. Но упоение рано пробудившейся чувственностью вскоре перестало увлекать Бейля. Он очень быстро отделался от болезни и болезненных увлечений и стал записывать в дневники свои впечатления и наблюдения, не выделяя себя из числа объектов своего беспощадного анализа. И он отмечал насмешливые и скептические фразы «стариков» из армии Брюна. Они шептали, что не так уж благополучно все, что карьера зарвавшегося генерала может оборваться внезапным поражением и что судьба Франции поставлена на карту.
В штабах первого консула было рискованно говорить о старинных пергаментах дворянских грамот. Аристократия, служившая у Наполеона, была скромна и вела себя тихо. Иное дело генералы от революции. Они воровали в интендантствах, скупали старинную мебель, загромождали обозы награбленным имуществом. Они уже мечтали о титулах, наподобие старых вояк королевской Франции, и заблаговременно перенимали черты дворянской роскоши, бытовые особенности маркизов, графов и герцогов. Лишенные подлинного вкуса, они по-купечески сорили деньгами, чтобы показать свой блеск. В то время когда лорды Англии считали возможным одевать в мишуру и позументы своих выездных лакеев и форейторов, а сами носили скромное платье, молодые наполеоновские генералы не знали, на какое место нацепить еще золотой галун или бриллиантовый аграф. С галунами и позументами, в широкой шляпе, разодетый как петух, разъезжал на коне Иоахим Мюрат, сын трактирщика, герой наполеоновских походов 1796 года, прямой помощник Наполеона при разгоне Совета пятисот. В год появления Бейля в Милане он только что женился на сестре Наполеона.
Молодые энергичные поставщики типа Уврара, организатора Парижского банка, наживали колоссальные барыши на итальянских походах: они бессовестно обворовывали солдат, поставляя негодную обувь, белье, обмундирование.
Таковы были трезвые наблюдения и записи Бейля.
23 сентября 1800 года, томясь от скуки в канцелярии Петиэ и поняв всю премудрость составления приказов и реляций, Бейль вступил в 6-й драгунский полк, был сделан вскоре вахмистром, как отличный стрелок, наездник и человек, уже освоивший военное дело. В конце следующего месяца он был представлен к эполетам и в чине младшего офицера отправился в Романенго, в часть, стоящую между Брешией и Кремоной. Нечеткость тогдашнего табельного расписания позволяла молодому карьеристу сделаться, не будучи штаб-офицером, адъютантом дивизионного генерала Мишо, командовавшего Резервной армией. С генералом Мишо он перешел Минчио 24 декабря 1800 года и стал в резерве в Мозембано. Затем он принял самое деятельное участие в тридцатидневной кампании, решившей участь Северной Италии и закончившейся Люневилльским миром 9 февраля 1801 года.