Что же интересного остается для него в Брунсвике, когда он не занят умственной деятельностью (он работает над «Историей войны за испанское наследство») или развлечениями? Без сомнения, это музыка — утешительница многих неприкаянных душ. Он восторгается «Тайным браком» как в первый раз: «…Маленький мотив из Чимарозы, который я фальшиво напеваю, способен снять с меня усталость после двух часов бумажной возни». Но он открывает для себя и Моцарта: «…Этот музыкант был рожден для своего искусства, но у него северная душа: ей более свойственно выражать несчастье или спокойствие, вызванное отсутствием несчастья, — нежели порывы и грацию, свойственные жителям мягкого теплого Юга». В области музыки, как и во многих других областях, Италия опять одерживает верх. Эта итальянская ностальгия и подавляет в нем жажду новых впечатлений.
1 февраля 1808 года Пьер Дарю назначил Анри Бейля интендантом всех областей департамента Оккер, завоеванных императором. Новоиспеченный интендант был не слишком польщен этим явным знаком доверия: «Я не в восторге от этой милости — я пока не представляю себе, что это мне даст». Его деловая переписка растет — слава богу, официальные формулировки теперь не представляют для него сложности: он проверяет счета и состояние поставок, оплату налогов, составляет списки реквизиций, принимает прошения, распекает, как водится, своих секретарей и присутствует на всех официальных обедах. Возросший авторитет льстит ему и служит его интересам: «Я здесь важная персона. Я получаю множество писем, в которых немцы величают меня „монсеньором“, а значительные французские лица — „господином интендантом“. Прибывающие генералы обязательно наносят мне визиты…» Анри, правда, опять подумывает об отставке, «но над этим шагом надо как следует поразмыслить». Его должность — независимая, на которой он сам себе хозяин, — его явно устраивает. Но «в общем, как сказал бы Мирабо, хватит с меня Брунсвика».
В его родном Гренобле тем временем произошли серьезные события. Его родные в трауре по случаю смерти бабушки, Элизабет Ганьон, случившейся 6 апреля. 25 мая Полина сочеталась браком с Франсуа Даниэлем Перье-Лагранжем — храбрая бунтарка вернулась в общий женский строй.
Узнав, что Наполеон дал аудиенцию Гёте в Эрфурте 1 и 2 октября, Анри завидует властителям, которые имеют возможность окружать себя художественной элитой: «Поэт, по всей вероятности, поделился с ним своими излюбленными идеями. Император, таким образом, может составить себе более верное представление о его произведениях, чем большинство прочих». Вне всякого сомнения, он сожалеет, что сам не имеет возможности приобщиться таким образом к немецкой литературе, понимание которой от него ускользает.
Оба Дарю собираются отправиться в Испанию — там императорские войска под командованием Мюрата неожиданно натолкнулись на серьезное сопротивление. Анри тешит себя надеждой отправиться вслед за ними. Вместо этого 11 ноября 1808 года он получил приказ вернуться в Париж. Он немедленно собрал свой багаж — и вот 1 декабря он уже в Париже.
Анри остановился в отеле «Гамбург» на улице Жакоб. Наверстывая потерянное время, он жадно бросается в развлечения, берет уроки танцев и испанского языка. 14 декабря он прошел медицинское обследование у профессора Медицинской школы Антельма Ришеранда — и оно умерило его пыл, так как подтвердило прежний диагноз: «Увеличение гланд явно сифилитического происхождения; лихорадка и недомогания, которые пациент испытывает ежевечерне, имеют, по всей вероятности, туже природу». Ему прописано методичное лечение: свинцовые примочки, декокты из корней сальсепарельи, прием натощак пилюль Беллоста, полоскания водой с уксусом, смазывания неаполитанской мазью и главное — отказ от кофе, ликеров, «чистого» вина и половых сношений. Напрасно он полагал, что избавился от своей болезни, — как выяснилось, он серьезно ошибся и на этот счет.
28 марта Анри Бейль получил приказ отправиться в Страсбург. Накануне отъезда его постигло еще одно разочарование: Александрина Дарю, в которую он в конце концов влюбился, ответила ему полным равнодушием: «Небрежность, почти презрение. Она смотрела на меня как на бочку с порохом».