20 ноября графиня Дарю покинула Вену вместе со своим мужем. «Волнующий момент: мы прощаемся, целуемся, я ничего не предпринимаю». Их отношения не сдвинулись с мертвой точки, но его поцелуй — так ему кажется — «был дан с нежностью и принят без холодности». Он изо всех сил старается обмануть самого себя: в ее сдержанности виноват якобы только он сам — отсутствие в нем галантности и вообще его неправильное поведение: «…что должна была она обо мне подумать?» Он надеется, что в следующий раз сумеет предстать перед ней в лучшем свете.
Некое поручение, суть которого остается до сих пор неизвестной, позволило Анри Бейлю отлучиться из штаба и провести несколько дней в Венгрии, однако здесь тоска охватила его с новой силой — он всем пресыщен. Поступив под начало графа Виллеманци, он покинул Вену и направился в Линц, куда и прибыл 15 декабря. В его служебные обязанности входило все, что касалось речных перевозок и проблем, связанных с прохождением кораблей по Дунаю, — и все это столь же мало интересовало его, как и вечера, проводимые за партией в карты со скучными партнерами. Он все чаще возвращается мыслью в прошлое: «Я останавливаюсь на берегу Дуная, прислушиваюсь к далеким звукам труб и барабанов и стараюсь вспомнить, где я был в этот час (половина первого ночи) в прошлые годы».
2 января 1810 года, не в силах больше выносить тоску службы, интендант Бейль обратился к генералу Дежеану, министру Военного ведомства: «Имею честь умолять Ваше Превосходительство соизволить направить меня в Испанию». Не дожидаясь ответа, Анри спешно покинул Австрию и отправился в Париж — он прибыл туда в середине января.
Аудитор Государственного совета
В Париже Анри сразу снял комнату в отеле «Эспань», что на улице Коломбье, — «подальше от Пале-Рояля с его помпезностью». Вскоре он узнал, что Пьер Дарю предпринимает шаги для предоставления ему места аудитора в Государственном совете. Такой «кульбит» со стороны родственника был для него полной неожиданностью. Однако в соответствии с имперским указом от 28 декабря 1809 года для получения этой должности необходимо располагать личным состоянием. У него вошло в привычку по всем финансовым вопросам сразу обращаться к своему семейству. Шерубен к этому времени уже занимал должность помощника мэра в Гренобле; он уступил настояниям сына и согласился назначить ему ежегодную ренту в 6 тысяч франков, что и было скреплено соответствующим актом 12 февраля 1810 года. Дедушка Анри Ганьон взял на себя переговоры с Пьером Дарю: «Вы изъявили доброе намерение представить Бейля герцогу-канцлеру. Вы завершите это доброе дело, если ему будет предоставлено это достойное место, преимущества которого я понял сразу, как только эти должности были учреждены. Оно было бы еще более благоприятным для моего внука, если бы он мог работать под Вашим началом. Это самое горячее мое желание, так же как и моего внука. Его карьера уже значительно продвинулась бы, если бы он всегда следовал Вашим указаниям, однако у него еще все впереди, если он станет аудитором и будет работать рядом с Вами — исполняя при Вас любые обязанности». Родные Анри всегда принимали близко к сердцу его проблемы и старались подставить свое плечо, чтобы избавить от неблагодарной роли просителя.
Эти общие старания дают Анри вполне обоснованную надежду на благоприятный исход дела, и в ожидании своего назначения он славно проводит время в Париже. «Я не сожалею о той жизни, которую вел последние четыре года. Если бы я тогда стал аудитором, то сегодня был бы уже префектом, но тогда не повидал бы Берлин, Брунсвик и Вену, никогда не узнал бы Вильгельмину, Шарлотту и Бабет. Казалось бы, слишком много имен и названий — но какая разница, срываешь ли ты плоды счастья с однолетнего растения или с векового дуба?» Он вполне отдает себе отчет в своих подлинных чувствах: «Мне не столько хочется быть аудитором, сколько приводит в ужас мысль о том, чтобы продолжать исполнять тягостные обязанности военного комиссара».
Чтобы не испытывать собственное терпение, Анри часто ездит из Парижа в Планси-сюр-Об и обратно: там живет Луи Крозе, которого он теперь всегда находит «грустным, как ночной колпак». Записной театрал, он вновь присутствовал на «Женитьбе Фигаро», в которой мадемуазель Марс «была еще божественнее, чем всегда». Он читает «Сродство душ» Гёте: «…это роман писателя большого таланта, но его можно было написать гораздо трогательнее». Он фланирует по бульварам, завтракает в кафе «Шартр», обедает в «Фрер-Провансо» и не упускает ни единой возможности посетить графиню Дарю.