Стэнли, которого я знал, полностью отличался от того, которого описывали поверхностные замечания актеров. Райан, единственный, кто действительно знал Стэнли в течение последних нескольких месяцев, никогда не спрашивал о нем или его характере. Я думал, что должно было быть какое-то недопонимание. Как может кто-то отличаться таким радикальным образом в зависимости от человека, который его описывает? Когда я встретил Андроса, я попросил его объяснить:
– Почему все боятся Стэнли? Они говорят, что прочитали что-то в газетах… Но что написано в газетах?
– Чушь.
Однажды Стэнли попросил меня поехать в Хитроу, чтобы подобрать Марису Беренсон, исполнительницу главной роли. Он снова и снова просил меня «быть вежливым с ней настолько, насколько возможно», и добавлял: «Она не должна обедать, мы организовали фуршет в честь ее прибытия». Когда я спросил Маргарет, как мне узнать Марису в аэропорту, она ответила, что я не смогу ошибиться: «Эмилио, ищи высокую, красивую, хорошо одетую женщину, это будет Мариса».
В Хитроу я неотрывно смотрел на людей, выходящих из зоны прибытия. Я держал записку с надписью МАРИСА БЕРЕНСОН; после того, что случилось с Райаном, я подумал, что это может быть хорошей идеей. Неожиданно я понял, что записка бесполезна: я увидел девушку, которая двигалась не так, как остальные. Это было почти неуловимо, но она была более элегантной, более нежной; ее можно было выделить из толпы без особого усилия. Мариса была такой, какой Маргарет описала ее: высокой и очень красивой. Я был так очарован ее видом, что не понял, что она движется прямо ко мне с огромной улыбкой на лице. Ей, возможно, дали мое физическое описание: «Эмилио Д’Алессандро, низкий и уродливый».
Красота не мешала ей быть естественной. Когда я встретил ее, то не почувствовал себя запуганным или смущенным. На самом деле ее улыбка показалась мне приободряющей, несмотря на то что моя простая белая рубашка с открытым воротником казалась заметно неуместной рядом с ее текучим платьем, которое покачивалось в такт ее элегантным шагам.
У нас не было проблем с темой для разговора по дороге в Уилтшир. Я думал, что мне нужно говорить по-английски, но Мариса, с которой мы скоро перешли на «ты», отвечала мне на превосходном итальянском. Она сказала, что выучила язык благодаря своей матери романского происхождения. Она спросила про мою семью и почему я назвал дочь Марисой, как ее. «Я не знаю. Мы просто подумали, что это милое имя», – ответил я. Она радостно засмеялась и положила руку мне на плечо.
– Эмилио, мы можем остановиться и что-нибудь поесть? Я голодна.
– Будет лучше, если мы продолжим путь, – предложил я.
– Я бы предпочла остановиться на перекус, если ты не возражаешь.
Кому я должен был подчиниться, Стэнли или Марисе? Что он сказал? Быть настолько вежливым, насколько возможно…
– Как-то я останавливался поесть в одном месте чуть дальше по дороге, – решился я, – но это явно не ресторан первого класса.
– Ты останавливался поесть там. Для меня этого достаточно.
Я снизил скорость и свернул на проселочную дорогу, по которой достиг импровизированного двора перед местом, популярным среди дальнобойщиков. Мариса без колебаний вышла из машины и кивнула, чтобы я шел вслед за ней. Звон колокольчика, когда мы открыли дверь, был последним звуком, который она услышала. Все оглянулись, чтобы посмотреть, и комната погрузилась в абсолютную тишину. Через несколько секунд кто-то не смог устоять перед соблазном издать один из этих сальных свистков, которыми обычно приветствовали приход красивой кинозвезды. Я молился, чтобы у Марисы было чувство юмора. Она ничего не сказала, прошла впереди меня и направилась к свободному столу. Пока Мариса ела салат, она снова начала оживленно говорить. Она рассказала мне, как работала моделью, о своей сестре, которая была фэшн-фотографом, о своих бабушке и дедушке. Когда мы уходили, раздался еще один громкий свист. Но это было еще не все. За этим последовал рев восхищения, который заставил меня покраснеть, а губы Марисы – сложиться в смущенной улыбке.
В оставшуюся часть поездки Мариса призналась, что тоже опасалась встречи со Стэнли. Она спросила меня, что я думаю, и я успокоил ее, сказав, что пока из всего, что я видел, Стэнли казался действительно хорошим человеком. Я рассказал ей о типично спокойном тоне его голоса и о том, как мне было легко работать на него, потому что он всегда делал то, что хотел, и давал это понять совершенно ясно и никогда не играл, прося одно, когда он действительно хочет другого. Вы просто должны были делать то, что он просит, вот и все.