Над мальчонкой-Черский, серьезный и деятельный; его вид, движения, его спокойная и сдержанная работа выдавали в нем-так можно было бы подумать-мастера в этом деле, относящегося к своему ремеслу серьезно и добродушно, верящего в то, что его навыку все под силу, и в то также, что, как правило, тело поддается искушению ожить снова. Сотни раз поднимал он ему руки, одной из своих толстых ладоней проходился, словно рубанком, по груди ребенка и превращал это водное, холоднокровное создание в дитя человеческое. Сач опустил голову: а что же тогда делал он?
- Иди, - повторил он. - Тебя зовут!
Аня нервно передвигала колечки по пальцу. Она не понимала всего, но, разумеется, речь идет о Черском. Он очистился от обвинений в денежных махинациях и теперь вторично очищается как человек. Ну так что? Что из того? Не он важен для нее, а ее свобода, ее покой, которые он стеснял собою, как однажды в годовом табеле об успеваемости ее стесняла переэкзаменовка по латыни. Стесняла, пока она йе сдала. Лето было тогда такое чудное, но только не для нее из-за этой соринки в глазу. А Черский для ее мира-вечное затмение. И какое огромное. Она и знала в жизни лишь эту завесу, да тоску об отце, которого едва-едва помнила. И тоска не о нем конкретно. Самое дорогое для нее существо-мать, но такое забитое и слабое! Все лучшее и ничего худого-таким должен был быть ее отец, которого убили.
Почему же на коленях, что тогда случилось, отчего он упал на одно колено, может, умолял, может, его кто толкнул, может, о чем-то он просил? Принял ли он пулю в лоб на коленях, или это она свалила его на колени? Он вроде бы никогда не молился, но как знать, что видишь, умирая, - наверное, какой-нибудь другой берег. В школьной часовне она не раз получала нагоняй. Да и чего только она там не вытворяла. Падала на одно колено, хваталась рукой за лоб, пошатывалась, словно была без чувств. Так бывает иногда: возьмет человек в руки фотографию любимого, давно умершего, и принимает его позу. В памяти Ани, правда только по полицейским протоколам, навсегда запечатлелась эта застывшая картина, когда отец угасал. Парнишка с сигаретами, зеленый и легкий, как кукла, скользил между столиками. Многого ли он стоит? Слишком мало, чтобы рассчитаться ^а отца!
- Юлек, - начала Аня, - послушайте, вы уже столько выяснили в деле Черского. Я не могу поверить, что это чистый человек.
Ведь его расходы... вы и сами так часто повторяли, не может же он заработать столько законным путем.
Сач сидел с низко опущенной головой.
- Что это значит? - спросила она резко. - Что мы сразу же пошли по неверному пути?
Он не отвечал. Она ему напомнила.
- Это вы ведь так сказали.
Сач поднял на нее глаза. Лицо ее, наверное, такое теплое, столько крови под кожей! Между темно-красными ее губами показался кончик языка, коснулся маленького бриллиантового камушка на колечке. И этот бессмысленный поступок, выдававший ее возбуждение, можно было истолковать так, что ей страшно хочется пить, раз уж ее маленький язычок соблазнился камушком, напоминавшим замерзшую каплю. Только глаза ее оставались холодными, этого Юлек вынести уже не мог.
- Пожалуйста, - запинаясь, попросил он, - не смотрите так.
Я не увиливаю. Я только должен молчать. Защищаю себя.
Она наугад бросила ему:
- Вы боитесь. Чего?
Он так резко навалился на столик, что металлический поднос для пирожных упал на пол. Оглушительно загремел. Из-под стола показалось его лицо с вытаращенными глазами. Тяжело дыша, он проговорил:
- Послушайте, Аня, ради бога, ничего я не боюсь, ни капельки не лгу. Но я ведь тоже человек. И должен защищаться.
Она закричала:
- Но от кого, от кого?
Он растерялся. Раскрыл рот. Почувствовал себя глупо. Это было написано на его лице. Как же он мог не предвидеть такого вопроса! А она плакала. Нервно, устало. Всю оставшуюся жизнь будет ее терзать невыносимая боль от зла, причиненного отцу, за которое она так и не сумела рассчитаться. И еще это! Нет уже больше преданного, пылкого существа, которое шло вместе с ней по следу, объединенного с нею тем, что более всего сближает, узами общей мести. Он хотел ответить на ее вопрос. Пожатием плеч она освободила его от такой необходимости. Зачем?
- Я защищаю себя от вас! - закричал он. - Только в ваших глазах. Чтобы в ваших глазах...
Он смешался. Она поняла, что это не притворство.
- Он выбил у меня оружие из рук! - сказал Сач. И еще раз повторил: Выбил оружие у меня из рук.
Аня пошла в наступление: