Я должна что-то придумать, просто сейчас. Медленные шаги доводили меня до истерии. Я начала дышать быстрее, как-бы наслаждаясь моими последними секундами. Я вцепилась пальцами в окошко с решетками, всматриваясь в редкие мигания света. Смех только усугублял ситуацию. А шаги были уже слишком близко.
Я сняла с себя ночную белоснежную рубашку. Я не знаю зачем, но просто думаю, что так нужно. Зажмурилась, дверь становилась тяжелее. А силы душевнобольных людей в несколько раз больше, чем обычного человека. Я просто не смогу удержаться. В дверь стучали, а я не знала, кричать ли мне или просто вытерпеть любой ценой эту ночь?
Если я позову на помощь, меня обколят препаратами и оставят овощем умирать. И я поддалась. Дверь отворилась, а смех становился буквально истерическим. Передо мной стояла девушка, с сальными распатланными волосами, с обкусанными руками в кровь. С окровавленной ночнушкой. Стояла и не смотрела на меня, поддерживая дверь.
- Я прошу тебя, ведь ты когда-то была обычной девочкой. Ведь ты...- хотя, кому я это рассказываю.
Она не слышала, ее довели до того состояния, что человек не был собой, не жил в себе. Она потеряна, доведена до крайней точки. Именно благодаря этой девушке в больнице никто не доживает до дня проверок. Я, не помня себя, оттолкнула ее и выбежала в коридор под бешенные взгляды других узниц. Я подлетела к выходной двери, и стала неистово кричать, наплевав на последствия.
- Герберт! Прошу, помогите! - я стучала, разбивая еще не ожившие костяшки пальцев.
Никто, никто даже не подошел ко мне. Кроме нее, этой страшной девочки.
И я теперь, кажется, понимаю, почему люди сходят с ума здесь. Нет другого выбора, или ты убьешь и остановишь другого душевнобольного, или завтра твое тело увезут и освободят белоснежную палату для новой узницы. Срабатывает самосохранение, а уже потом разум покидает тебя. И я осознаю, что обратной дороги нет.
Как только больная оказалась позади меня, я накинула на ее шею свою ночнушку. Я держала девушку из всех сил, не давая добраться к моим волосам. Я не хотела ее убивать. Просто ослабить, задержать, выбить из сил, чтобы вновь закрыться и погрузиться в стены моей палаты. Когда она уже не двигалась, я смогла снять ночнушку с шеи, убедившись, что девушка дышит. Но это была моя большая ошибка.
Как только я поспешила к себе, чтобы запереться, она схватила меня за ногу. Я не удержала равновесия и упала, ударившись о холодный пол, след крови из губы и носа показался, когда меня начали тащить. А под руками ничего не было. Ни одной спасительной вещи. И я начала отмахиваться руками, ногами. Орать, звать на помощь. Почувствовала, как больно ее зубы впились в мою ногу. Я махала руками и цеплялась за ее волосы, вырывая с корнем. Я хотела жить, я просто хотела жить.
Меня нашли врачи, когда я избивала душевно больную на полу и орала, что выживу. Они заломили мои руки. И красные каблуки остановились возле моего окровавленного лица. Меня накрыла волна смеха. Как абсурдна эта ситуация. Алиса была права, здесь не дают даже шанса на спасение, если попасть в психиатрическую лечебницу, никто никогда отсюда не выйдет. Медсестра вколола какой-то препарат, после него я просто отключилась. А во снах ко мне приходили душевнобольные, каждая открывала с грохотом дверь в мою палату и врывалась в душу. С тем же адским криком и тем же смехом.
А затем я увидела Алису, девушка мягко присела рядом со мной на кровать, поправила мои непослушные волосы. На ее лице было спокойствие, надеюсь, она нашла свое счастье, надеюсь, что она свободна. Девушка вложила в мою руку острое лезвие.
- Не теряй себя в этом убогом мире. - а затем поцеловала меня осторожно в лоб.
Очнулась я неожиданно, посреди полянки, где гуляли другие узники больницы. Они все радовались, играли в мяч. А я даже не могла голову поднять в их сторону, потому что внутри была пустота. Руки словно свинцовые, а в руке сжато то самое лезвие. Не знаю, как оно оказалось у меня, и не знаю, долго ли смогу удерживаться. Ничего не хотела, кроме одного - лечь в своей палате и смотреть на голую стену, чтобы моя практически больная фантазия вырисовывала там свои узоры, мечты.
А кто-то попал мячом в сетку, так громко, что на долю секунды я подняла голову вверх и замерла вновь, но уже в шоке. Я осторожно поднялась на ноги, не моргая, чтобы видение не покидало меня. Подходила осторожно, что-то неразборчиво шепча персохшими губами. Подошла к этой сетке, коснувшись рукой, почувствовав тепло, отдачу, прилив сил. Я не верила в это чудо, а, может, я уже умерла. На меня смотрели родные голубые глаза, сплетая пальцами через грубую сетку мои.